Впрочем, сегодня лекарь не понадобится.
Разве что корнета от вспыльчивости удар хватит.
— Опаздываете, милостивый государь! А я ведь предупреждал…
— Прошу прощения, — тон извинения и, главное, пламенный взор юного Лефевра придавали словам совершенно противоположное значение. Того и гляди, не дождется, в глотку вцепится. — Задержался, уговаривая секундантов. Трусы! мелкие душонки! Отказывались, ссылались на презренные обстоятельства… только самые близкие друзья, самые верные…
— Вы привели секундантов?! Вам что, никто не удосужился объяснить…
— Я не нуждаюсь в объяснениях, сударь! Тем паче накануне поединка чести!
«Самые верные» — двое прапорщиков, явно произведенные в чин буквально на днях, — гордо подбоченились. Сбитые на плечо ментики, короткие, в шнурах, галунах и лентах, едва не свалились в траву. Конрад вздохнул еще раз. Ну конечно, нашему петушку никто не объяснил, а если и пытались, то петушок не слушал, а кукарекал…
— Во время дуэли с сотрудником Бдительного Приказа, если стороны отказываются решить дело миром, секундантов, молодой человек, не полагается. Дуэльный Кодекс, статья «О частных случаях», параграф тридцать второй, — барон вспомнил зануду-стряпчего и скривился, как от зубной боли. — Вот наши «секунданты», единственные и неповторимые.
Он кивнул на две сабли в ножнах, мирно дремлющие на камне. Эти сабли час назад доставил курьер из спец-арсенала, вместе с распиской о выдаче, заверенной суперинтендантом Марком Храпунцом — человеком, рядом с которым дотошность барона выглядела разгильдяйством чистой воды.
Возле камня, прямо на траве, лежал восковый таблетон и стилос-самописец, остро заточенный на манер шпаги.
— Вы издеваетесь, сударь? Ну хорошо, вам недолго осталось!
— Уймитесь, юноша. Ваши старшие товарищи, зная Дуэльный Кодекс лучше вас, благоразумно отказались потакать глупостям пылкого корнета. И правильно сделали. Во время дуэли с квизиторами лучше обойтись без лишних свидетелей. От позора это не спасает, но хотя бы уменьшает его размеры… Впрочем, как вам будет угодно. Мы увлеклись. Приступим.
Аккуратно убрав сабли в сторону, барон принялся раздеваться. Не торопясь, свернул плащ с капюшоном; поверх сложил камзол, следя, чтоб не помялись разрезные, снабженные застежками рукава. Горку украсили кушак, треуголка и парик. Сразу стало прохладно. Правда, спину согревал взгляд корнета, пылавший яростью. Сам Лефевр, нимало не заботясь о сохранности имущества, набросал одежду вульгарной кучей. Оставшись в батистовой рубашке с кружевным воротом, он картинно разминал плечи, взмахивая то правой рукой, то левой.