Я одернул накидку, прижал к боку трепыхающегося Болботуна и зашлепал к ближайшему, так сказать, кормилищу. И поилищу, поскольку у крыльца дома торчало два бака из желтого металла, где что-то булькало; и три пивных бочки.
Я боялся. Дурацкие шутки, которые я судорожно выдаивал из дряблых сосцов моего сознания, не помогали. Я боялся. Очень. И страх был более материален, чем мое тело.
Плотный, горячий, пахнущий мокрой хвоей страх.
Я остановился у чахлой сосны и принялся наблюдать за группой паломников.
Они собирались кушать. И делали это так же основательно и деловито, как и все остальное. Раз — и столы, похожие на длинные лавки, застелены чистыми скатертями. Два — и миски стоят ровными рядами, а рядом с каждой лежит глубокая деревянная ложка. Три — и две дюжины человек сидят за столами на скамьях. А толстая повариха в ситцевом переднике методично сует половник в казан, и порции дымящегося варева наполняют подставленные миски.
Это было невероятно. Двадцать с лишком сельских мужчин и женщин — я готов был поклясться, что они и знакомы-то друг с другом не были! — за несколько минут сумели все организовать и приступить к трапезе, ни разу не толкнув друг друга, не повысив голоса, не забрызгавшись, не заняв чужое место, не...
Я почему-то вспомнил Ингин рабочий шкаф. Каждая папка моей жены знала там свое место, каждый карандаш — отведенный только ему стаканчик, любая книга мгновенно находила свою персональную щель между прочими... Эти люди — собравшиеся пообедать крестьяне, паломники Книжного Ларя — они словно умели безошибочно ориентироваться в возникающих ситуациях, и входили в пазы бытия, уготованные им, легко и без скрипа.
Повариха унесла опустевший казан, потом вернулась, подсела к столу, сразу же растворившись в массе паломников — и все стихли, когда поднялся пожилой усатый крестьянин в расшитой жилетке поверх длиннополой рубахи навыпуск.
До того он молча сидел во главе стола.
— Возгласим Фразу, Люди Знака, — размеренно произнес он, воздевая руки к хмурому небу. — Крабат Орша, Господин Фразы от Лесных Промыслов.
— Человек Знака Ах, с Глухой заимки, — сказал сидевший справа от Крабата мужчина лет сорока с острым прищуром охотника.
Рядом с ним встал горбоносый и чернявый парень.
— Человек Знака Стэнч из Бяков, — он кивнул, сел и взял ложку.
— Человек Знака Кимбер с Плохих Пахот, — сообщил следующий за ним, кучерявый мужик с печальными синими глазами.
И тоже взял ложку.
— Менора, — худенькая девочка, казалось, сейчас переломится в талии. — Человек Знака Менора Ахова.
Они называли имена, и это было четче армейской переклички, потому что не было привнесено извне, не было продиктовано кем-то...