Я тихонько спросил Бернарда:
– А как же не убий, не проливай крови? Он же не дал тебе оленя пырнуть ножом.
Бернард удивился:
– Так олень же почти человек! А это рыба!
– А рыба не...
– У рыбы ж нет крови, – заявил Бернард твердо. Я посмотрел в его честные глаза, на сияющее лицо священника. Да, здесь «зеленые» появятся не скоро. Как сказал Рудольф, верь – и ты пойдешь по воде. Верь, что убить рыбу – это не убийство, и это не будет убийством. И не зачтется как грех.
Интересная логика. Надо запомнить и, выпадет случай, воспользоваться.
Пока запрягали волов и выкатывали из зарослей повозку, Бернард и Ланзерот привычно уехали далеко вперед. Мы с повозкой выдвинулись из леса медленно, осторожно. Солнце тут же соскользнуло с зеленых веток на голову и плечи, одинаково дружелюбное к добру и злу на земле.
Впереди долина, кое-где редкие группки деревьев, небольшие холмы. Небо снова чистое, синее, облака белые и взбитые, как свежие сливки. Когда мы провели волов мимо ближайшего холма, я видел, как оттуда с вершины торопливо сполз Бернард, только в ложбинке поднялся и, пригнувшись, бегом вернулся к коню.
Его крупные руки привычно сняли мешок, там разобранный арбалет, могучий охотничий нож, что более хлипкому послужил бы мечом, а настоящие метательные ножи Бернард засунул за голенища сапог. Его исполинский топор, гордость его рода – справа от седла. Еще я заметил, что Бернард возит с собой лук, но только дважды попользовался, да и то когда потерял в схватке топор и, схватив лук, крушил им, как оглоблей, вражеские черепа. Не то чтобы не умел стрелять, я уверен, что немногим уступает Асмеру, но такому медведю надо ощущение схватки, а ее нет, когда натянешь и отпустишь тетиву, а далекая фигура вдруг дернется и рухнет, схватившись за живот. Да и кроме того, он однажды громогласно заявил, что стрелок из него неважный. Чтобы вот так попасть в человека с сотни шагов, как Асмер, жертву надо привязать к дереву, а в колчане чтоб было с полсотни стрел... Но я чувствовал, каким-то образом чувствовал, что Бернард зачем-то сознательно умаляет свое умение.
Далекий дым поднимался к небу – черный, зловещий, вовсе не похожий на синий дым лагерных костров. Бернард мрачнел все больше, Рудольф и Асмер угрюмо переглядывались, только Ланзерот ехал все такой же спокойный, невозмутимый. Синие глаза холодно осматривали горизонт. Я был уверен, что Ланзерот не пропустит ни одну подозрительную лощинку, ни одну балку, ни один куст, за которым может спрятаться враг.
Волы затащили повозку на холм. Я выпустил колесо, рука поднялась смахнуть пот со лба и застыла. Внизу в долине догорали повозки. Похоже на торговый караван, хотя многовато для каравана трупов...