Вилли Гарвин подошел к двери, что вела из прихожей в комнату, и аккуратно закрыл ее. Потом снял все с деревянного столика и поставил его так, что одна ножка блокировала рукоятку, не давая двери открыться.
Он вынул один из ножей из ножен под рубашкой. Модеста уже сидела на диване. Она чуть повернулась, чтобы ему было удобнее резать ремень. Затем он освободил ее от пут. Руки плохо слушались Вилли, и он затратил на эту простую операцию гораздо больше времени, чем требовалось.
Наконец дело было сделано, и Вилли спрятал нож обратно в ножны, а сам сел на диван рядом с Модеста, уронив руки на колени.
Она взялась за разорванные края платья и завязала его на плече. Вилли сидел, уставившись в пол, и молчал.
Модеста повела плечами туда-сюда и облегченно вздохнула. Самый скверный период остался позади. Теперь можно было позволить сознанию поработать над тем, что лежало впереди. Потому что там все уже выглядело куда приятнее.
Примерно так же думал и Вилли.
Она положила голову ему на плечо и сказала:
— Привет, Вилли-солнышко. Расскажи-ка мне серебряной прозой, о чем говорят сейчас на бульварах.
Он словно не услышал ее. Модеста внезапно поняла, что его плечо, на которое она положила голову, жестче стали. Она встревоженно выпрямилась, положила руку на его запястье. Рука Вилли словно окоченела. Даже его лицо показалось ей вырезанным из дерева, когда она коснулась его кончиками пальцев. Все его тело было напряжено до предела.
Она встала, положила руки на его стальные плечи и прошептала:
— Вилли.
Ответа не последовало. Его голубые глаза были устремлены на что-то, отстоявшее на миллионы миль.
Вилли не сопротивлялся, когда Модеста попыталась снять его упершиеся в колени руки, но ей пришлось приложить немало усилий. Затем она толкнула его, чтобы он лег, и переложила на диван его ноги.
Она заметила, что взгляд его словно ожил. Он делал над собой неимоверные усилия, чтобы помочь Модести, чтобы стряхнуть с себя это чертово оцепенение, избавиться от ледяной руки, душившей его.
— Расслабься, Вилли-солнышко, — прошептала она. — Немного отдохни.
Она присела на корточки у дивана, взяла его большую ладонь и прижала ее к своей щеке. Другой рукой она провела по его часто-часто дышавшей груди, дотронулась до плеча. Он повернул голову, посмотрел сквозь Модести. Модести начала тихо водить его рукой по своей щеке.
За последние мгновения в ее сознании словно приоткрылось окошко, и она вдруг увидела с предельной ясностью, какую непомерную ношу взгромоздила на его плечи тогда, у озера, в грузовике, когда стала излагать свой план действий, запретив ему что-либо возражать.