И именно из-за этой веры индейский военный отряд остановился на ночь в укромном лугу у берегов Танг-Ривер. Каждый брюле жаждал скальпов и славы, но по ночам души неотомщенных воинов скитались по земле, ища возмездия. С ранних лет люди, разговаривающие на лакота, знали о табу на передвижение и боевые действия в темноте. Пойти против этого запрета мог только сумасшедший. Пусть бледнолицые отдыхают и пьют огненную воду. Пусть! С первыми проблесками рассвета брюле снова ступят на Тропу Войны, и уж тогда пощады не будет никому.
Они двинулись вперед, когда восточный край Скан — Неба едва начал окрашиваться в алые тона. Пешие бойцы скользили в высоких травах, словно гремучие змеи, бесшумные и такие же смертоносные. Их руки были свободными, но у каждого за плечами виднелся лук с колчаном длинных стрел, а в ножнах на поясе покоился острый скальпирующий клинок. В набедренных повязках и легких летних мокасинах, татуированные и расписанные традиционными цветами тетонской боевой раскраски, они выглядели дико и впечатляюще.
На гребне выветренного песчаника они сделали короткую остановку. В неясном предутреннем свете они увидели бивак бледнолицых на расстоянии двухсот — двухсот пятидесяти ярдов. Их костер давно потух, в нем тлели лишь угли. Лошади стояли поодаль.
Семеро бледнолицых, протянув ноги к костру, спали с громким храпом. Восьмой сидел рядом с ними с карабином в руках. Его голова поникла на грудь в глубоком сне и не пошевелилась ни разу, пока брюле рассматривали бивак.
— Уинейа нанка уо? — чуть слышно спросил Красная Вода. — Вы готовы?
— Хан! — почти одновременно ответили ему пятнадцать воинов. — Да!
— Уаште, — прошептал военный вождь. — Хорошо… Хока Хуште!
— Хан, Миниша, уинейа манкело, — отозвался Хромой Барсук — лучший стрелок из лука в отряде. — Да, вождь, я готов.
— Снимешь стрелой караульного!
— Постараюсь.
— Хопо! — взмахнул рукой Красная Вода. — Двинулись!
— Хукка хей! — прозвучал приглушенный боевой клич лакота.
Воины перемахнули через гребень и быстро спустились в речную долину.
Утреннего ветерка, хоть и не сильною, хватило скакунам бледнолицых почуять неладное. Они вскинули головы и начали нервно топтаться. Спавший часовой дернулся всем телом и стал сонно осматривать долину.
— Стреляй! — прошипел Миниша Хромому Барсуку.
Через две секунды оперенная тетонская стрела, пропев короткую песню смерти, пронзила часовому горло чуть ниже кадыка. Уронив карабин и схватившись обеими руками за тонкое древко, он с хрипом повалился на землю.
Брюле поднялись во весь рост и выпустили из луков первые стрелы. Потом побежали, стреляя на ходу. Когда они приблизились к биваку, бледнолицые, нашпигованные многочисленными боевыми стрелами, походили на дикобразов. Некоторые так и остались лежать у костра, пораженные в жизненно важные места, Остальные, тяжело раненные, лезли в реку, пытаясь отстреливаться. Но индейцы были уже рядом. Их острые томагавки завершили начатую кровавую работу.