«А вам самому приходилось работать с такими пациентами?» – полюбопытствовал Ницше.
«С несколькими. С одной из них я занимался довольно активно; я расскажу вам о ней. Не потому, что я рекомендовал бы вам применить этот метод при работе со мной, но потому, что с этого начнется проработка составленного вами списка – пункт второй, кажется».
Ницше открыл блокнот и зачитал: «Погруженность в чужеродные мысли»? Не понимаю. Почему чужеродные? И какое это имеет отношение к истерии?»
«Я объясню. Во-первых, я называю эти мысли „чужеродными“ потому, что мне кажется, что они вторгаются в мой мозг извне. Я не хочу думать об этом, но когда я отгоняю их от себя, они исчезают лишь ненадолго, а затем снова коварно пробираются в мой мозг. Что это за мысли? Это мысли о красивой женщине – той пациентке, которую я лечил от истерии. Хотите, я начну с самого начала и расскажу вам эту историю?»
Ницше никогда не был любопытным, так что вопрос Брейера поставил его в неловкое положение: «Я предлагаю вам взять за правило следующее: вы можете рассказывать мне ровно столько, чтобы я мог понять суть проблемы. Я не призываю вас ставить себя в затруднительное положение или унижаться – ничего хорошего из этого не выйдет».
Ницше был скрытным человеком. Брейер знал об этом. Но он не думал, что Ницше захочет, чтобы и он скрытничал с ним. Брейер понял, что ему следует стоять на своем: раскрываться насколько возможно полно. Только тогда, думал он, Ницше поймет, что нет ничего страшного в откровенности и честности в отношениях между людьми.
«Может, вы и правы, но мне кажется, что чем больше я смогу рассказать вам о самых своих сокровенных чувствах, тем большее облегчение это мне принесет».
Ницше напрягся, но кивком пригласил Брейера продолжать.
«История эта началась два года назад, когда одна моя пациентка попросила меня взяться за лечение ее дочери, которую я, чтобы не раскрывать ее настоящее имя, буду называть Анна О.».
«Но вы объясняли мне свой метод создания псевдонимов, так что ее инициалы, судя по всему, Б.П.».
Брейер улыбнулся: «Он похож на Зига – ничего не забывает», – и продолжил подробный рассказ о болезни Берты: «Вам также нужно знать, что Анне О. двадцать один год, она умна, безумно красива, получила хорошее образование. Глоток – нет, тайфун! - свежего воздуха для стремительно стареющего сорокаоднолетнего мужчины! Знаком ли вам такой тип женщин?»
Ницше оставил этот вопрос без ответа: «И вы стали ее терапевтом?»
«Да, я согласился лечить ее-и никогда не обманывал доверия. Все грехи, которые прозвучат в моей исповеди, – это скорее мысли и фантазии, а не реальные поступки. Я, пожалуй, начну с психологического аспекта терапии.