— Ком-на-та, — произнес он в результате внутреннего борения аккуратно, чуть ли не по складам. — Сна жаждет тело мое.
— Как будем регистрироваться? — скучным голосом поинтересовался Апатий, подходя к очагу и выбирая уголек поострее. Осмотр мраморной дощечки, где среди угольных разводов красовались имена тех, кто съехал две недели назад, серьезно возмутил Апатия. — Фемистокл! — рявкнул он столь неожиданно что гость непременно поперхнулся бы вином, если бы уже рискнул отведать его.
Мальчик лет восьми появился неожиданно, он спал на вязанке хвороста у камина и совершенно сливался с нею. Тут же, однако, он вскочил на ноги и почтительно вытянулся перед содержателем заведения. В каждом его движении чувствовалось, что за уши и вихры он тут таскан неоднократно. Что поделать, такова судьба всех сыновей греческих невольников, захваченных в митридатовых войнах, отданных в услужение, совмещенное с обучением, в тайной родительской надежде, что на возрасте они будут взяты в богатые римские дома, а там, глядишь, и приглянутся какой-нибудь нетвердой в предрассудках матроне.
— Фемистокл! — внешне ласково, но со скрытым в голосе педагогическим металлом проговорил Апатий. — Не велел ли я тебе вытирать дощечку по утрам?
— Всенепременно! — ушло кося глазом на синеватый камушек на пальце единственного запоздалого клиента, отвечал мальчуган. И тут же почувствовал стальные финикийские пальцы на многострадальном левом ухе.
— Ты зенками-то не шуруй особенно, — процедил сквозь зубы Апатий. — Не твоего ума дело, понял? Подотрешь мрамор, спать не ложись, а подымись на второй этаж, чтобы гость худого не заподозрил, да по задней лестнице и выйди. От дождя рогожу возьми, я разрешаю, и — ноги в руки — на виллу к госпоже, понял ты меня? Скажи, Апатий кланяться велел и просит обратить внимание: «Над всей Италией безоблачное небо».
Мальчик одновременно с хозяином поглядел в окно, где увесистые капли плющились о слюдяные пластины, заставляя их вздрагивать и гудеть подобно барабану.
— Не твоего ума! — совсем уже домашним тоном добавил Апатий и, крутанув ухо еще разок, отпустил.
— За мальчишкой глаз да глаз нужен, — доверительно склонился он к Хромину, с трудом приходящему в себя после первого глотка.
Спиртной напиток оказался щедро сдобрен специями, словно специально, чтобы отбить исходные запах и вкус, и даже самый опытный и безразличный к разносолам пьянчуга, впервые отведав его в харчевне Апатия, на определенное время погружался в раздумья: что это нам такое дали?
— Ну да ребенка воспитанием не испортишь, как и ужин вином, не так ли, уважаемый? У вас ведь есть дети? — заискивал Апатий.