– Вы же знаете, что я отвечу.
– Знаю. Значит, в целом ты сам себя и опроверг, а частности нужно своими глазами рассматривать и не слушать чужую трепотню. Вот так-то.
Парень насупился и молча старался проткнуть гнущейся пластмассовой соломинкой вишенку на дне стакана.
– Вы не учитель, – задумчиво произнесла Аня, – вы тоже из райкома. А мы из педагогического, с инфака, курс вам тоже сказать?
– Это мы сами выясним, – нахмурился Шумилин. – Татьяна Андреевна, запишите и завтра к институту подошлите решетчатую карету и пять мотоциклистов с пулеметами.
Все засмеялись, даже Андрей, продолжая злиться, захмыкал.
– Ой, Татьяна Андреевна, – по-женски ловко сменила тему Аня. – У вас же гвоздики совсем поумирали! Андрюша, попроси у бармена вазу – букет жалко.
– Мне он на даст…
Шумилин сделал многообещающий жест и отправился к стойке, купил бутылку шампанского и попросил вазу.
– Хрустальную или из чешского стекла можно? – поиздевался бармен. – Бутылку разольете и воткнете. Вода в туалете.
– Можно бы и повежливее…
– Иди-иди, перестарок! – громко крикнул вдогонку «выпускник МГИМО».
– Не получилось, – садясь, объяснил Шумилин. – Ладно, давайте выпьем по бокалу, и нам уже пора, тем более мы обещали недолго посидеть.
– Да что вы! – раскраснелась Аня. – Давайте еще поспорим, а?!
– Хватит уж, – буркнул Андрей.
А тем временем у стойки разворачивались драматические события: угрожающей походкой, словно собираясь ударить в ухо, Локтюков подошел к бармену и что-то сказал, кивнув в сторону первого секретаря. Лицо укротителя коктейлей окаменело, на нем отражалась борьба самолюбия и расчета, но поскольку у схватившихся сторон оказались разные весовые категории, бармен после колебаний полез под стойку, долго там копался, потом его побагровевшее лицо снова появилось на поверхности. Он аккуратно вытер полотенцем блестящий сосуд, приблизился к столику, с уважительным укором глянул на начальство:
– Вазы, честное слово, нет. Может, это подойдет?
И поставил на середину стола сияющий никелированный кубок городской спартакиады, три дня назад похищенный неизвестными хулиганами.
– Откуда это у вас? – ошеломленно спросил Николай Петрович.
Барменское самолюбие сделало последнюю попытку вырваться из захвата, но было окончательно прижато к ковру.
– Какой-то парень вместо денег впарил: не поднимать же шум из-за полтинника!
– Локтюков! – закричал Шумилин на весь зал.
Посчитав, что первого секретаря бьют, глава оперотряда, расшвыривая стулья, выскочил из вестибюля и замер, увидев знакомый серебряный сосуд, в который ничего не подозревавшая Аня уже поставила понурившиеся гвоздики.