Пришли в Нарву, к причалу встали обгорелому. Третьего дня — ратманы сказывали — побоище там было великое. Пираты какой-то кораблишко решили прямо в гавани захватить — совсем обнаглели! Всю ночь бились, хорошо — доблестная нарвская стража вмешалась — утихомирила разбойников. Так и всегда бы…
Попутного судна до Новгорода так и не дождались. Рыбаки сказывали — незадолго до нас ушел. Какой-то «Пенитель Бурь»… Или «Пленитель»… да пес с ним. Решили с Гришей посуху добираться. Сначала до Пскова — а там уж дорожка знакомая.
Долог выходил путь-то, быстрее хотелось. А как быстрее-то, ежели не на корабле каком? Гришаня и говорит: давай, мол, обождем чуть, вон, с рыбаками — те всю ночь костры жгли, рыбу коптили — хоть денек вьхсидим, а там посмотрим. Не будет ничего подходящего, тогда уж — посуху. Уговорил… на свою голову…
Олексаха отпил березовицы, поморщился…
— Эх, знал бы, Олег Иваныч, наперед, как все сложится-то.
А складывалось все поначалу неплохо. На следующий день, к обеду, подошел к пирсу двухмачтовый когг. Гришаня побалакал с матросами — те в Выборг шли, городок свейский. Не совсем чтоб по пути — однако у Невы-реки высадить могли вполне. Ну, а там уж — с рыбаками чудскими — и до Ладоги недалеко. А Ладога — это уже почти дома. Осталось со шкипером договориться — денег-то маловато осталось. Согласится ли?
Когг тот поутру отплывал, матросы с него приходили к кострам рыбацким, сказывали, шкипер-де порядок любит, оборванцев каких не возьмет. А мы уж и поизносились с Гришаней-то, шутка ли, столько времени незнамо где прошлялись, в баню не ходивши — только волнами морскими и мылись. По-спрошали, Христа ради, у рыбаков, у кого что найдется. Люди хорошие. Кто шляпу дал, кто плащик, кто башмаки. Приоделся Гриша, на когг пошел, договариваться. Сиди, мне сказал, на причале — только на вид не показывайся, шкипера собой не пугай раньше времени. Мне-то вместо него никак не пойти было — речи басурманской не знаю. Вот и таился на причале, за бочками, мало ли — сейчас отчалят. Махнет тогда Гришаня рукой — я и тут как тут, как договаривались… Не махнул Гриша! Вообще на палубу не вышел. Ни вечером, ни с утра… Как отходить стали — я уже неладное почуял — на борт ринулся… И получил багром по башке. Свалился с пирса — не рыбаки бы — не выплыл. А того шильника, что багром меня стеганул, — узнал. Родинка у него — с полщеки. Тот самый, что за Софьей приезжал, к ван Герзе!
Так и пропал Гришаня. Не знаю — жив ли.
Олексаха горестно покачал головою.
— Будем надеяться, — встав с лавки, отозвался Олег Иваныч. — Тебя-то я тоже в живых не чаял увидеть, а вот, вишь ты… Домой иль к Настене своей не ходил ли?