— Добрая когга! — когда вышли на чистую воду, одобрительно отозвался о корабле старый рыбак. — И шкипер — не в лесу найденный…
— Вы тоже смелый человек, — перевел фон Вейтлингер слова капитана. — И очень опытный кормщик. Вот вам еще грош, заслужили.
Еще пара дней — и все почувствовали приближение большого города. Все чаще мелькали по берегам деревни, попадались и монастыри — в основном, деревянные, но добротной постройки, с высокими храмами, сложенными из белого известняка. Заметные издалека, храмы сверкали на солнце, словно знамение. Олег Иваныч даже перекрестился, хоть и не считал себя верующим человеком. Ну, полным атеистом тоже не считал. Так, не поймешь кто, как и большинство. Красят яйца на Пасху, иногда ходят в церковь, детей, правда, крестят, это уж обязательно, но… Попроси кого прочесть Символ веры, прочтут? Вот и Олег Иваныч сомневался…
Все больше лодей, стругов, лодчонок сновало по седым водам Волхова. Купцы, рыбаки, перевозчики, монахи — все торопились, спешили, словно боялись опоздать куда-то. Куда-то? Олег Иваныч и сам уже нетерпеливо поглядывал вперед, все ждал, ну когда же, когда?
А вот он, Господин Великий Новгород!
Выплыл из-за поворота белым лебедем стен, вознесся к небесам маковками церквей, растекся по Волхову колокольным звоном. Вверх, вверх — ярусами храмы — и главный — Святой Софии: сияют закомары пиленым сахаром, в куполах золотом плавится солнце! Справа — торг с лавками-рядами, впереди — мост. Кипит, волнуется, не затихает ни на минуту людское море. Всем угодят гости-купцы: и знатному воину, что приценивается к броням да панцирям новгородским, и фряжским, и свейским. Даже нюрнбергские есть — знаменитого мастера Зельцера работы, что привезены тайно свейским гостями; и боярыне — вон идет, с мамками да девками дворовыми, глаза серые, с поволокой, не одного парня стрелой любовной ранили, стреляют по сторонам, разбегаются — и фландрского сукна зеленого, словно майская трава, и парчи персидской, а есть еще и ювелирный ряд, златокузнецы-рукодельцы уж такие перстни-колечки-серьги сотворят — красоты неописуемой, так и тает женское сердце, как мед в печи. Чуть дальше пройти — рыба, и ганзейская селедка в бочках, и своя, волховская, — караси да карпы. А мясо, мясо — так и пахнет разделанной требухой, хоть нос затыкай да беги без оглядки — оно понятно, что пахнет, чай, жара стоит, не зима ведь. Бегают по торгу мальчишки:
— А вот кому сбитень, сбитень кому?
— Квас, квас, стоялый, холодненький, только что с погребу!
— Сбитень, сбиться — пить не упиться!