— Что ж, вам и карты в руки, Лизочка! — отозвался Савчук. — Вы восстанавливали архипелаг, а перед тем участвовали в создании Рыбинского моря…
— Ты подстегнула бы подземный пожар? — спросил я.
— Не знаю пока. Там видно было бы… Не оставлять же оазис на произвол судьбы. Жалко!
— Ведь он тебе не нравится.
— Конечно, мог быть получше. — Лиза придирчиво поджала губы. — К нему, понимаете, руки приложить, тогда… О!
— Я не говорил вам, что камчадалы презирали своего бога Кушку, творца неба и земли? — спросил Савчук.
— За что?
— За то, что создал мир таким неудобным, плохим, — слишком много скал, воды…
Мы посмеялись над незадачливым Кушкой. Поделом ему!
Охотно смеялись сейчас над самой пустяковой, незатейливой шуткой — старались разрядить нервное напряжение, показать друг другу, что держим себя в руках, сохраняем необходимую выдержку.
А выдержка требовалась! Ведь мы находились уже внутри миража, то есть во вражеском стане.
Вдруг Кеюлькан остановился прислушиваясь. Остановились и мы.
— «Дети солнца»?
Кеюлькан кивнул.
Казалось, ничто не говорило о присутствии в лесу людей: ни одна веточка не качнулась, ни один лист не шелохнулся. А между тем где-то рядом были люди, в этом не могло быть сомнений. Стоило только взглянуть на чуть пригнувшихся, настороженных, подобравшихся Бульчу и Кеюлькана.
Наш маленький отряд снова двинулся вперед. Тишина леса обступила нас, будто бы мы погрузились в зеленую спокойную воду.
Но вот где-то в кустах раздался тревожный птичий щебет. Потом за серым валуном, до половины заросшим мхом, каркнул ворон. Тотчас птичьи голоса наполнили лес. Они сопровождали нас теперь все время, хотя птиц видно не было.
Дозорные, встретившие нас, могли скрываться вон за тем серым валуном, или за тем толстым стволом дерева, или же просто в траве. Они были повсюду и нигде. Они ничем не выдавали своего присутствия, кроме условного пересвиста.
Я посмотрел на Кеюлькана. Он шагал впереди, не проявляя волнения. А ведь он знал, что в него первого полетят стрелы и копья, едва лишь терпение «детей солнца» иссякнет.
Смуглое лицо нашего проводника сохраняло спокойствие. Только длинные сильные пальцы судорожно сжимались и разжимались.
Савчук заставил его держать копье под мышкой, чтобы показать соплеменникам, что он не собирается сражаться с ними.
Мы старательно подчеркивали свое миролюбие. Винтовки были демонстративно повешены дулом вниз. Я с небрежным видом, как на прогулке, закурил папиросу.
Но перекличка «птиц» в лесу не умолкала. Она делалась все более громкой, взволнованной.
Я придержал Кеюлькана за локоть.