Сведения о Птице Маук (именовавшейся также Птицей Ньогу) были еще менее определенными. Почему-то с нею связывали гром и молнию, которые являлись атрибутами ее могущества.
Я напомнил Савчуку, что еще Миддендорф видел на высоком берегу Таймырского озера камень, похожий на птицу. Приблизившись, путешественник убедился, что часть камня подтесана, а то, что должно изображать клюв, сохраняет следы жира и крови. Значит, это был идол, которому приносились жертвы?..
Большинство нганасанов не верило в «каменных людей». Молодые внуки Бульчу даже сочинили на этот счет смешную песенку, которую, правда, остерегались петь при старом охотнике.
Однако был предел в горах Бырранга, точнее, в предгорьях, дальше которого нганасаны не заходили никогда. Существовала как бы невидимая черта, проведенная между черными скалами. Переступать через нее было не принято.
— Не боимся, нет! Просто так, — уклончиво говорили нганасаны. — Деды наши, отцы не заходили дальше. И мы не заходим. Сами не знаем почему…
Некоторые смущенно смеялись при этом, пожимали плечами, переглядывались с недоумевающими улыбками: и впрямь, почему это не заходим глубже в горы Бырранга?
О необъяснимом запрете свидетельствовала и карта летних откочевок нганасанов, составленная известным советским этнографом, исследователем Таймыра А.Поповым. На карте бросалось в глаза то, что в своем ежегодном продвижении на север нганасаны как бы обтекают плато Бырранга. Что-то определенно задерживало их здесь. Приливная волна, ударившись о предгорья, раздваивалась: при этом она поднималась гораздо дальше к северу на соседнем — Северо-восточном плато.
Все-таки это было необъяснимо. Люди, которые в большинстве своем не верили в горных духов, слушали патефон, не пропускали в Новотундринске ни одного киносеанса, не решались переступить невидимую запретную черту!
Но среди отрывочных, часто противоречивых сказочных сведений — путаных следов — был один безукоризненно четкий след, который уводил за собой прямехонько в горы Быррагана. Как ни странно, этот след нашел я.
Неизменно сопровождая Савчука во время его этнографических розысков, я как бы исподволь «приучался к делу».
Почти с самого Новотундринска Савчук ломал голову над одним загадочным орнаментом — накладным разноцветным узором, которым нганасаны обшивают одежду.
Узор был довольно примитивный: три красных кружочка, три черные линии, снова три кружочка, интервал, и все повторялось в том же порядке.
У обстоятельных нганасанов каждая аппликация носит свое особое название, объясняющее ее смысл: «зубы», «прыгающий заяц», «цветы тундры». Нам показали даже какой-то диковинный узор: «спит растянувшись», действительно напоминавший лежащего навзничь человека»