— Нет, мы скоро пойдем. Дымовых шашек нагрузились — видно, много огня встретим!
Отец громко выдохнул воздух:
— Хе!.. Никольскому вашему можно довериться, он свое дело отлично знает.
— Это верно, — согласился Сережка и взглянул на часы.
— А я тебя не держу, — неожиданно сказал отец. — Можешь идти, коли ждут.
— Не ждут, но… все-таки. Ты, папа, не рассердишься, если пойду? Ночевать дома буду.
Отец поправил на руке косынку, спросил:
— Может, деньги нужны?
— Деньги?.. А на что они мне?
— Верно, — кивнул отец, — на что они тебе?.. Ну, а впрочем, возьми, вдруг да пригодятся!
— Спасибо, папа!..
В коммерческом магазине он занял очередь в кассу. Офицер морского патруля издали следил за ним подозрительным взглядом: не будет ли этот молодой матрос брать водку? Но Сережка попросил у продавщицы двести граммов конфет, которые нравились ему самому в недалеком детстве. Должны, очевидно, нравиться и Анфисе, — не может быть такого положения, чтобы их вкусы не сходились!..
В дверях магазина совсем некстати столкнулся с матерью.
— Ты что здесь? — с радостным удивлением спросила она. — Отец, наверное, послал?
— Нет, я так,..
— А что купил?
— Да вот конфеты…
Мать бесцеремонно раскрыла кулек, вкусно разгрызла на белых зубах одну конфету.
— Какие хорошие-то! Откуда деньги?.. Ну ладно, займи вон ту очередь, а я стану в кассу… ты из дому?
— Да, — упавшим голосом пробормотал Сережка.
Он не посмел не вернуться домой и, чувствуя, как быстро истощается содержимое кулька, покорно шагал рядом с матерью. Отец, встретившись с ним, хитро подмигнул ему глазом:
— Ну, попался?..
Сережка покормил в аквариуме уродливых жителей морских «лугов», послушал разговор родителей, поужинал нехотя — стало еще скучнее.
— Ну, как ты живешь, сынуля?
— Да ничего, мама.
— А грустный почему?
— Так просто
И отец тоже съел конфету. Тоже похвалил. И опять подмигнул:
— Вкусные!
Сережка тайком от матери снова прочел письмо: «… вы не приходите несколько дней, и я беспокоюсь. Не может быть, чтобы я обидела вас чем-нибудь…»
«Разве она может обижать? Или разве он может ее обидеть? Да никогда!..»
Посмотрел на часы — половина десятого. Еще полчаса — и уже будет поздно идти к ней.
— Мама, тебе никуда не надо?
— Нет, милый.
— А то бы я сходил.
— Спасибо, но не надо.
Читает отец, что-то пишет мать, а часы — тик-так, тик-так. Взял бы их, проклятые, и разбил! Вот уже десять. Или ложись спать, или — иди…
— Мама, я пройдусь.
— А на улице темно, сынок, холодно.
— Я все-таки пройдусь.
— А со мной посидеть не хочешь?
— Я скоро вернусь…
Когда за сыном захлопнулась дверь, Прохор Николаевич громко расхохотался.