— Руки что! — спокойно ответил Пеккала. — А вот попробовали бы вы связать меня так, как я связал вас тогда в Вуоярви. Наверное, не забыли, а?
Фон Герделер вспомнил все унижения, принятые им в должности советника, вспомнил, наконец, свой мундир, превращенный в лохмотья вот этой финкой, что так хладнокровно докуривает папиросу, и его взорвало:
— Молчать! — гаркнул он. — Вы в моих руках…
— …Которые дрожат, — заметила Кайса. И, отшвырнув папиросу, сказала: — Юсси, чего он орет на меня? Дай ему по затылку!
В этот момент дверь распахнулась, и солдаты ввели напуганного вянрикки Таммилехто; фельдфебель доложил, что погоня за отступающими финнами прекращена, удалось схватить только несколько раненых и вот этого офицера.
— Сопротивлялся? — спросил фон Герделер.
— Нет, герр оберст!
Пристальным взглядом оберст окинул рослую фигуру вянрикки, неожиданно сказал:
— Чего топчешься?.. А ну, сними пьекс. — И когда фельдфебель достал гранату, при одном виде которой беспокойно заерзал Юсси Пеккала, инструктор нараспев произнес: — Такой молодой, а сейчас — умрешь… Неужели не хочется жить?.. А?
Таммилехто, широко раскрыв рот, покачнулся.
— Я даже не знаю, что мне и делать с тобой, — продолжал инструктор, — такой здоровый… жалко. Хочешь, иди в особый батальон, что воюет за «национальное правительство» Финляндии?.. А так…
Он ловко, словно мячик, подбросил гранату. Таммилехто посмотрел, как она сверкнула перед его глазами, и за это краткое мгновение, пока граната не шлепнулась обратно в ладонь оберста, юноша прошагал через всю свою жизнь — все девятнадцать лет прожил заново.
«Девятнадцать… как мало!» — ужаснулся вянрикки и сказал:
— Я согласен… я буду за «национальное прави…».
Кайса, вскочив со стула, ударила его по давно не бритой щеке:
— Разве ты — финн?.. Ты… ты…
Пеккала отдернул ее за подол манто обратно:
— Сядь, Кайса!.. И не надо так долго подыскивать для него слов. Он просто сопливый дурак!..
Таммилехто поднял на своего полковника светлые глаза, наполненные слезами, и тихо выговорил:
— У меня… мама… в Хельсинки…
— Ну и иди к своей маме, — отвернулся Пеккала.
Вечером их вывели два конвоира, ткнув штыками в спины, показали — куда идти.
— К лесу, — шепнула Кайса, — ладно, пойдем к лесу.
Пеккала всю дорогу глухо кашлял и вспоминал своего старого приятеля — «сатану перкеле».
— Ух, ух, ух, — кашлял он, — вот ведь, сатана перкеле, не отпускает ни на минуту!..
Кайса держала его под руку, говорила:
— Надо было носить шарф… Ты разве меня послушаешь?..
Потом долго шли молча, и только один раз Пеккала взгрустнулось.