— Это понятно и так, герр оберст. Желаю вам оставаться, чтобы исполнить свой долг до конца… Пойдемте, поручик Агава!
Теперь на большом Кариквайвише оставалось около батальона эсэсовцев, приговоренных стоять до последнего. Обходя подземные казематы и переползая на животе по «лисьим норам» из одной каверны в другую, инструктор все более убеждался, что русские никогда не возьмут Кариквайвиш. Он зашел в машинный отсек, где стучал дизель; осмотрел нижние переходы, в которых эсэсовцы уже работали отбойными молотками, вырубая в граните новые гнезда, и даже посетил лазарет.
— Что это? — спросил он врача, поднявшегося при его появлении навстречу.
— Раненые, герр оберст.
— Я вижу, что раненые. Сколько?
— Семнадцать. Один — при смерти.
На фон Герделера глянули из темноты полные муки глаза вянрикки Таммилехто. «И он здесь», — узнал его оберст. Финский офицер что-то хотел сказать, но страшная боль не давала ему говорить, и только глаза кричали об этой боли, казалось, бросали в лицо инструктору проклятья.
Поворачиваясь, чтобы уйти, фон Герделер отчеканил:
— Мертвые и живые. На среднее я не совсем согласен. И те, кто попадает в эту среднюю категорию, уже не могут представлять для нас интереса… Вам ясен смысл приказа?
В этот момент вянрикки пересилил боль, и с его черных распухших губ сорвалось только одно слово:
— Мама… Мама…
Щелкнув каблуками по гранитному полу, врач склонил лысую голову — он понял приказ. В офицерской каверне, к которой, как паутина, сходились все тоннели, тянувшиеся к казематам, фон Герделер посмотрел на потолок и улыбнулся: «Целых три метра камня… Я, наверное, не попаду в эту среднюю категорию…»
Русские вели себя спокойно, и оберст решил заснуть до наступления рассвета. Но едва он прилег на койку, как откуда-то снаружи послышался топот ног и встревоженный гул голосов. Инструктор выскочил в соседний тоннель, который уже заполнили солдаты, вернувшиеся обратно.
— Что случилось? — крикнул он, перекрывая шум. — Почему вернулись?..
Солдаты подавленно молчали. Фон Герделер подскочил к поручику, схватил его за воротник шинели:
— Где лейтенант Суттинен?
— Он… там, — неопределенно ответил Густав Агава.
— Где — там?
— Внизу.
— Что с ним?
— Кариквайвиш, кажется, в кольце. Мы пытались пробиться, но не смогли. И вот мы решили вернуться обратно.
Прежде чем уйти совсем, Рикко Суттинен решил покончить со следами пребывания финнов на Кариквайвише. Это было необходимо тем более, что он всегда и любыми способами поддерживал миф о неуязвимости финского солдата: «Вот, рюсс, лежат твои раненые, вот, рюсс, лежат твои убитые, а наших — ни одного; трудно воевать с нами, рюсс!»