Она беспокоилась о другом:
— Ты дорогу найдешь? Где ваши?.. Кое-как, часто останавливаясь и припоминая события этой ночи, матрос вспоминал дорогу:
— Идем-то верно… Вот отсюда, кажется, в меня егерь выстрелил. Да вон и он сам лежит, видишь?.. Значит, идем правильно…
Так они дошли до главного каземата немецкой стопятидесятимиллиметровой батареи. Окликнувший их Алеша Найденов был радостно изумлен, увидев сразу и матроса, которого уже считали убитым, и доктора.
— Товарищ лейтенант, никак вы?
— Я, милый, я!.. Помоги-ка мне спуститься!.. Держи своего товарища, вот так…
Долго спускались по узким бетонным ступеням, хватаясь руками за стены, покрытые плесенью; раненый матрос, повиснув на шее Китежевой и Найденова, уже не стеснялся охать, жаловался:
— Лечь бы только… Болит, зараза!
— Терпи, терпи. Сейчас катера из Лиинахамари вернутся, в Мурманск пойдем на всех оборотах…
Ударило в глаза светом, и Варенька даже отшатнулась. В мрачном низком отсеке, придавленном сверху запотевшим потолком с рельсами подвесных элеваторов, стояли в ровной шеренге около сотни гитлеровских солдат. На правом фланге замер, вытянувшись в струнку, сам обер-лейтенант фон Эйрих; по его бархатному воротнику ползла упавшая с потолка мокрица, но он не замечал этого, боялся пошевелиться: он был пленный — его батарея капитулировала.
Ярцев подошел к Вареньке, подал ей руку:
— Очень рад, что вас прислали. Среди этих, — он кивнул на пленных, — раненых нет: они сложили оружие, как дети складывают игрушки, когда их посылают спать… А вот среди нас… — И, резко оборвав, он крикнул Найденову: — Проводи доктора!
Провожаемая взглядами пленных, в которых сквозило не то восхищение, не то удивление перед первой женщиной за эти годы, увиденной ими на мысе Крестовом, Варенька шагнула в соседний каземат, расстегнула свою сумку.
Здесь было душно, пахло кровью, сыростью, лампочки плавали в каком-то дыму. На каменных плитах метались раненые, в углу спокойно лежали мертвые.
И первый, к кому она подошла, сказал:
— Вот тут: в боку, потом слева и в голову… Ответь — я буду жить?..
Временным комендантом гавани Лиинахамари был назначен лейтенант Самаров. Немецкий гарнизон, отступавший к озеру Пуроярви, получив из Петсамо подкрепление, продолжал обороняться, но дорога на Трифонов ручей уже была перерезана нашими бойцами. Самаров, прислушиваясь к далекой перестрелке, занимался сейчас тем, что посылал саперов разминировать причалы, тушить пожары, расставлял часовых.
Лиинахамари постепенно становился нашим городом: по улицам уже расхаживали патрули, раскинулся медсанбат, на столе нового коменданта деловито названивал телефон.