— Вас, кажется, Сергеем зовут. Здравствуйте!.. Мне дедушка очень много о вас рассказывал.
— О чем же?
— Ну, это секрет!
Прошли внутрь дома. Здесь было все так же, как и в прошлую осень, когда он, получив паспорт, уходил отсюда в море. Но в то же время здесь многое изменилось: на всех вещах чувствовалось заботливое прикосновение хозяйской девичьей руки.
— А где дядя Степан?
— Скоро вернется. Пошел на ялике вехи красить. В углу ворковал что-то свое медный самовар.
— Вы будете чай с нами пить? — спросила Анфиса.
— Буду…
Чай пили с вареньем из прошлогодней морошки и с колобками. Внутри каждого колобка была искусно запечена сушеная слива, — в этом, очевидно, и состоял главный секрет кулинарии Анфисы.
Вначале смущавшиеся друг друга, за столом они разговорились. Женечка-Колосок смешила их своим неистощимым аппетитом к варенью, и нельзя было не расхохотаться, глядя на ее рожицу, выпачканную густым сладким соком «северного винограда».
— Ты маленькая обжора! — шутила Анфиса. — Оставь хоть немного варенья для дяди Сережи.
— Ничего, пусть ест, ведь я не девчонка, — солидно заявлял семнадцатилетний боцман гвардии, удивляясь, что его называют дядей.
— Расскажите что-нибудь о море, — попросила Анфиса.
— Ну что — море! — неохотно отозвался Сережка. — Море как море: волны, качка, ветер, стужа, сухари, консервы…
— И никакой романтики?
— Почему? Романтики хватает.
— А в чем? Неужели в сухарях? — Она засмеялась.
— Во всем! Вот вы, Анфиса («Какое красивое имя!»), поставили самовар, заварили чай, сидите и пьете. А в море? На одном тральщике матроса за борт смыло, когда он попробовал чаю напиться…
— Как же это?
— А вот так: ветер десять баллов, палуба покрыта льдом, волны швыряют коробку с борта на борт, и к тому же леера срублены. Вот он, бедняга, пошел с чайником по палубе, его как подмоет волной за борт — и амба!
Анфиса промолчала, но лицо ее как-то затуманилось.
— Но это еще не конец истории, — улыбнулся Сережка. — Когда первая волна схлынула, вторая с другого борта подошла… Это мне рассказывали те, которые с мостика все видели… Подошла, грохнулась о палубу и этого матроса на корабль снова выбросила. Тут к нему подбежали, вытянули…
— И он остался жив?
— А что ему сделается? Руку вывихнул — и все! Сейчас опять на тральщике служит. Чай, я уверен, в любую погоду пьет.
— Нелегкая у вас романтика.
— Какая уж есть!
— Вот потому вы, матросы, и отчаянные все такие, — сказала Анфиса.
Этими словами она будто хотела напомнить ему о прошлой их встрече. Сережка двинул свои мохнатые белесые брови и сурово спросил:
— Вы мне так и не ответили тогда: сдали экзамен или нет?