— Вот письмо великой княгини Екатерины… Из него видно, что я сделал все возможное! Я был ее другом, и не моя вина… О, если б умерла Елизавета, то, смею вас уверить, я был бы сейчас в России гораздо выше канцлера Бестужева!
Вильямсу было не суждено дожить до полного триумфа своих учеников — когда Екатерина стала русской императрицей, а его скромный секретарь Понятовский — королем Польши.
В отчаянии, забив в пистолет пулю, Вильяме приставил его к виску, и одинокий выстрел расколол утреннюю тишину старинного родового замка. Англия этого выстрела почти не услышала.
Великое королевство не любило вспоминать о своем позоре.
Англичанам приятно считать, что лучшие дипломаты мира — это британские дипломаты.
***
Теперь, с удалением Вильямса, Лопиталь остался в Петербурге без соперников в политике.
— Удивительное трио разыграно в Ораниенбауме, — рассуждал Лопиталь на досуге. — Трио из негодяя, сумасшедшего и фата… Правда, Вильямса не стало, и трио обернулось для нас дуэтом. Но скоро, очевидно, мы услышим соло.
Лопиталь вскоре заметил: Екатерина предпочитает носить широкие одежды, чтобы плоды любви с Понятовским не слишком-то выпирали наружу.
Маркиз очень удивился бы, узнай он только, что писала о нем Екатерина: «Я испытываю предельное отвращение к Лопиталю, он не нравится мне чрезвычайно, потому что он — француз, а это для меня хуже собаки!..» Но сейчас Екатерину тревожили только беременность и все осложнения при дворе, связанные с приплодом дому Романовых. Елизавета Петровна так говорила Шувалову:
— Этот «партизан» приплод нам оставил… Пусть окотится, как-нибудь прокормим! Сейчас ребенок мне нужен: выродка этого, чтобы альянс политический с Францией окрепнул, попрошу Людовикуса крестить. Чай, мы с Версалем теперь не чужие…
Впрочем, Бестужев недреманно стоял на страже «молодого двора», и Понятовский пока пребывал в безопасности. Канцлера же сейчас занимала ситуация: «Ежели императрица умрет, то как удобнее захватить власть?» Екатерина усиленно интриговала:
— Должна решить сила, а Шуваловы, сам ведаешь, тридцать тыщ солдат при себе держат. Тебе же головы не сносить в любом случае. Супруг мой тебя не жалует, что ты над Пруссией усмешки строил… Быть тебе без меня в наветах опасных!
— Апраксин-то в дружках со мною, — практически мыслил Бестужев. — Надо будет, так всю армию из Пруссии обратно вызволим и обсервацию Шуваловых разобьем здесь же — на площадях и улицах Петербурга, крови не убоясь…
В случае удачного переворота канцлер желал оставаться главой государства, подчиняя себе сразу три коллегии: иностранную, военную и адмиралтейскую. Быть почти царем — вот куда метил канцлер… А пока, чтобы успокоить подозрения, он решил закатить банкет для французского посольства.