— Ваше высочество, — спросил он однажды Екатерину, — что вы думаете о моем атташе? Не напоминает ли он вам античную вазу, заброшенную в груду жалкого мусора?
Екатерина ответила с легкой иронией:
— В наше время, господин посол, античные вазы в мусоре не валяются!
Бестужев-Рюмин имел глаз острый, как у беркута. Он был озабочен своим будущим. Против него многие: вице-канцлер Воронцов, Шуваловы, императрица тоже стала коситься; врагом Бестужеву была и сама великая княгиня, мать которой, эту шпионку Фридриха, он в три шеи вытолкал прочь из России… «Елисавет Петровны, — размышлял канцлер, — тоже не вечны: сколь можно пить токай, плясать до упаду и ложиться спать на рассвете?..» Бестужев-Рюмин решил сблизиться с Екатериной.
— Но, — сразу предупредила она, — если хотите дружбы моей, вы должны мне помочь. Я задолжала кредиторам, императрица скупа, а карточные долги… Однако, посудите сами, не могу же я не играть, если вокруг меня с утра до вечера, от мужа до лакея, все мечут карты!
И величаво склонился перед ней хитрый и умный канцлер империи.
— Ваше высочество, — сказал он, затаив улыбку, — еврей Вольф служит консулом при после британском, и его банк всегда будет открыт для ваших нужд…
Бестужев неспроста искал заручку в «молодом дворе». Если Елизавета в гроб ляжет, молодые на престол воссядут — надо заранее при них укрепиться. Тем более что «система» канцлера уже начала потрескивать. Версаль и Вена с ужимками и гримасами, но все же сходились для дружеского котильона… Бестужев-Рюмин боялся этого союза» который сломал бы всю его «систему».
А между тем вековая распря между Бурбонами и Габсбургами заканчивалась анекдотом. Трижды отбрасывалось перо гордой Марией Терезией. Ей, наследнице римских цезарей, писать этой шлюхе Помпадур?.. Да никогда! Но Кауниц взял руку императрицы в свою, силой заставив Марию Терезию вывести первые любезные слова «Ма shere amie…» А на русского канцлера наседал посол Вильяме:
— Дорогой друг, когда же ваша императрица соизволит подписать конвенцию? Пошел уже третий год…
— Что поделаешь, — вздыхал Бестужев. — Но сейчас у ее величества вскочил песьяк на глазу, и все зависит отныне только от сахарных примочек грека Кондоиди.
Сэр Вильяме наконец потерял терпение.
— Как ячмень на глазу может тормозить ход истории? — бушевал британец. — О-о, понимаю, понимаю… Грек Кондоиди воистину великий человек: от его примочек зависит судьба Европы!
Бестужев и сам изнывал. Тем более что англичане, как торговая нация, любили платить сдельно. Но когда он намекнул на денежные обстоятельства, Вильяме прямо ответил, что канцлеру не следует спать до пяти часов дня…