Соломин вышел из-за стола, встал подле врача.
— Кому служите? — спросил печально. — Заветам клятвы Гиппократа или золотому тельцу, жиреющему в дебрях Камчатки?
— Чего вы меня толкаете?! — заорал Трушин.
Соломин и не думал его толкать. Он сказал:
— Оставим науку, вернемся к законам, которые вы нарушили. Устранение должностного лица ввиду его психической ненормальности следует производить не в теплой компании за выпивкой без запуски, а в официальном порядке в присутствии прокурорского надзора и не менее трех врачей.
— Перестаньте меня толкать! — снова закричал врач. Соломин не толкал его, но теперь грубо отпихнул:
— Убирайся вон, мерзкая тварь… Ты и тебе подобные уже расточили богатства камчатские. Я не удивлюсь, если узнаю, что все вы давно покумились с иностранцами.
Трушин вдруг пошел на него грудью:
— Не тыкай мне, кретин, а то я тоже тыкну!
Соломин схватил со стола тяжелую трехгранную призму судейского зерцала, испещренную поучениями о честности и призывами к гражданской доблести.
— Видит бог, — показал он на икону, — я не пожалею своей карьеры и запущу этой штукой тебе в голову…
— Не посмеешь: зерцало — предмет священный.
— Мне сейчас уже не до святости.
Андрей Петрович потерял над собою контроль.
— Я ненавижу твою пьяную масленую рожу! — сорвался он. — Мне противны все вы… и ты в первую очередь!
Рука поднялась сама по себе, и Трушин был повержен на пол здоровенной оплеухой. Тут же вскочив, эскулап врезал правителю хорошего леща. Началась драка — самая примитивная, истинно русская, когда все средства хороши. Вокруг них летали стулья, со звоном выпало стекло из шкафа. Под ногами кувыркалось судейское зерцало с призывами к честности и гражданской доблести.
Блинов с дежурным казаком едва их растащили. Трушин подхватил с полу шапку, отряхнул ее об колено.
— Мой диагноз правильный, — сказал он. — Ты не просто сумасшедший, ты даже буйно помешанный. Я законы тоже немножко изучил: при наличии безумия у власти светской власть духовная имеет право удалить из города церковные сосуды, дабы их не постигло гнусное осквернение… Пасха-то уже на носу! — рассмеялся Трушин, злорадствуя. — А молиться людям будет негде. Вот тогда я посмотрю, как ты у меня попляшешь…
Мерзавец выкатился на все четыре стороны, а Соломин не выдержал — бурно разрыдался от обиды:
— За что мне все это? Господи, за что?..
Послышался скрип костыля, пришел Жабин.
— Расстригин нанял каюра. А тот за ящик виски и полтысячи рублей взялся доставить полетучку на материк.
— И пусть! Владивосток все равно меня уберет.
— На этот раз, — пояснил прапорщик, — полетучка поедет намного дальше: решили жаловаться на вас в Петербург.