—Да
— Вы местный траппер Исполатов?
—Да.
Нервными шагами Соломин пересек комнату, взялся за «бюксфлинт», обжегший ему руку ледяным холодом.
— Вот из этого?
— Именно…
Соломин спрятал оружие в канцелярский шкаф.
— Садитесь, — показал он на стул.
— Благодарю.
Последовал четкий кивок головы, а ноги траппера, обутые в промерзлые торбаса, вдруг разом сомкнулись, словно желая вызвать ответный звон невидимых шпор, — и этим жестом Исполатов непроизвольно выдал себя.
— Постойте, вы же… офицер? — догадался Соломин.
Ответ прозвучал даже с вызовом:
— Имел честь быть им.
Очень долго они молчали. Соломин за это время механически разложил на столе десть бумаги, придвинул перо к чернилам.
— Думаю, что составление полицейского протокола не доставит, удовольствия нам обоим. Лучше, если вы изложите обстоятельства убийства своею рукою.
Исполатов стянул с кухлянки хрусткую рубаху из замши и, скомкав, зашвырнул ее в угол. Безо всякого замешательства или волнения он окунул перо в чернильницу.
— Мне будет позволительно писать с двух сторон или же только с одной стороны страницы?
— Это не имеет значения, сударь…
Надсадно царапая тишину, долго скрипело перо. Страницы быстро заполнялись четким, разборчивым почерком. Исполатов сидел вполоборота к Соломину, который обратил внимание на его профиль — резкий профиль, как у римского центуриона. Андрей Петрович подумал, насколько разнообразны бывают русские люди — от добродушного курнофея до пронзительного облика Савонаролы… Закончив писать, Исполатов вздернул пышный рукав кухлянки и посмотрел на часы (блеснуло золото).
— Я не слишком утомил ваше внимание? — спросил он, протягивая Соломину подробное описание убийства. Андрей Петрович бегло перечитал его исповедь.
— Вы не пощадили себя, — заметил он.
— Я и не заслуживаю пощады… от самого себя!
Траппер легко поднялся и, подойдя к окну, продышал на замерзшем стекле круглый глазок.
— Что привлекло там ваше внимание?
— Смотрю, как устроились мои собаки.
— Может, пустить их в сени погреться?
— Упряжке нельзя расслабляться. Я сам не раз спал на снегу и знаю, что это не так уж страшно, тем более для собаки… Не беспокойтесь: завтра утром я откопаю их из-под высоких сугробов, в которых спится лучше, нежели под периной.
Соломин подумал — все ли сделано? Оружие он спрятал, показания записаны самим убийцей… Что дальше?
— Вы с дороги. А у меня, — сказал он, — еще осталось немножко настоящего «мокко». Если угодно, я сварю.
— Не стоит беспокойства, — учтиво поблагодарил траппер. — За эти годы я отвык от кофе.
— Тогда сварю для себя. А вам — чаю.