Владикавказ — городишко уютный, добротный, чистенький.
Сверкая на солнце белым камнем, лежит он в гуще садов, под шум Терека, мутно вспененного, подмывающего береговые осыпи.
Отсюда начинался древний путь через Дарьял, мимо гор, мимо сказочных легенд, где путнику не миновать страхов и риска…
Горы уже насели, надвинулись на путников, раскрыв перед ними грохочущие водою пасти ущелий. Зелень растений отступает, побежденная диким камнем, и только пыльные лопухи, брызгаясь белым соком, давятся под колесами.
— Вас не вст'етили? — Унгерн-Витгенштейн придержал своего жеребца на обочине, пропуская мимо себя бричку с дорожной попутчицей.
— Наверное, отец решил не выезжать за карантин.
И вот карантин: несколько солдат выбегают из сторожки; два осетина, в грязных хламидах черкесок, сидят в ныли возде дороги, мечтательно сузив глаза и покачиваясь. Здесь путники проходят последний осмотр, после чего Кавказ делается доступен для них, как извечная благодать всех воинов, купцов, поэтов и авантюристов.
Офицер читает подорожную:
— Ваши-вещи, мадам?
— Только баул.
— Что имеется из металлических вещей?
— Только серьги в ушах.
— Можете проезжать, мадам…
Назар Минаевич поджидал свою дочь за карантином, держа в поводу крупную толстоногую лошадь. Увидев дочь, Ватнин всхлипнул и, вытирая кулаком слезы, пошел ей навстречу.
— Папа! — дочь надолго прильнула к нему, тяжелая рука есаула нежно гладила ее белый, молочный затылок…
— Ну-ну, Лизавета, — сказал Ватнин, — будет тебе!
— Папа! Милый папочка…
Ватнин оторвал дочку от себя, часто зачмокал ее в заплаканное счастливое лицо — в глаза, в щеки, в лоб, в губы. Эта разряженная моюдая дама, целующаяся с бородатым мужиком в казачьем мундире, казалась со стороны забавной, — на карантине послышался смех блестящих «монтеров».
— Ну их! — сказал Ватнин стыдливо. — Поедем, Лизавета…
И они поехали, дружно беседуя. За Ермоловским камнем пошли навивать над ними, дырявые от динамитных забоев, многочисленные «Пронеси, господи», и за каждым таким страхом Ватнин, как истинный кавказец, находил среди камней вино и денежный ящик.
— Исполним завет, — говорил он. выпивая араки, дав дочери хлебнуть вина и бросая в никем не охраняемую кубышку монеты.
Ватнин рассказывал дочери о баязетском «сидении». Большие зеленые ящерицы перебегали дорогу. Проехали развалины замка царицы Тамары, но оба остались вполне равнодушны. Женщины из ближайших аулов с корзинами в руках собирали лошадиный помет для топлива. Столетние допотопные мельницы лопотали в камнях реки.
Вечером они приехали в селение Казбеги, но на постоялом дворе им отказали в ночлеге: ожидался приезд свитских офицеров, для них готовились даже особые «царские комнаты». Ватнины вышли на улицу. Издалека, откуда-то из низины ущелья, прозвучал удар колокола — JTO старик монах оповещал жителей, что он, несмотря на свои сто шестьдесят лет, сегодня тоже не умер.