— Как ни странно, я выжила. Когда в Париж пришли освободители, немцы бросили меня. Тащить меня с собой на восток им не было смысла, у них даже не нашлось времени пристрелить меня. Освободители переправили меня в Англию. Там я сначала лежала в госпитале, потом в сумасшедшем доме и, наконец, здесь. И тут появляетесь вы и заставляете меня заново пережить весь этот ужас.
— Простите, — прошептала Флавия.
— Я понимаю. Это ваша работа. Ну что ж, я постаралась помочь вам, а теперь вы должны отплатить мне услугой за услугу и помочь Жану.
— А что было потом с вашим мужем?
Она пожала плечами.
— Он попался очень легко. После войны он как ни в чем не бывало вернулся во Францию — видимо, считал, что никто не знает о его предательстве. Но мы с Жаном остались живы. Я не знала, как мне поступить, но знала точно, что больше не хочу его видеть. А Жан считал, что его нужно судить. «За себя я не стал бы ему мстить, — сказал он, — но я должен сделать это в память о погибших товарищах». Конечно, Жан очень переживал — ведь Гартунг был ему как отец. Комиссия, расследовавшая дело, написала мне с просьбой дать показания. Против своего желания я согласилась. К счастью, до суда дело не дошло. Когда Гартунгу представили все факты и предупредили, что мы с Жаном выступим на суде свидетелями, он покончил жизнь самоубийством.
— А Артур, ваш сын?
— Ему было лучше оставаться там, куда мы его отправили. Он считал, что я умерла, и нашлись люди, готовые позаботиться о нем. Его не следовало посвящать в подробности этой жуткой истории. Я написала его приемным родителям, и они обещали скрыть от него правду. Что еще я могла для него сделать? Я не могла позаботиться о себе самой. Он должен был начать жизнь с чистого листа, не отягощенный тяжелыми воспоминаниями. Я не хотела, чтобы он видел меня такой или узнал, что его отец был предателем. Я умоляла его приемных родителей ничего не говорить ему. И они согласились.
— А как сложились после войны ваши отношения с Рукселем?
Она покачала головой.
— Его я тоже не хотела видеть. Он должен был запомнить меня красивой. Я бы не вынесла, если бы он пришел ко мне в госпиталь и его лицо перекосилось от ужаса. Я понимаю, это непроизвольная реакция. Все люди так реагируют на мой вид. Я любила его, а он любил меня, но такого испытания не выдержала бы никакая любовь.
— А он пытался с вами увидеться?
— Он уважал мое решение, — ответила миссис Ричардс.
«Чего-то она недоговаривает», — подумала Флавия.
— Но неужели…
— Он женился. Он не любил сбою жену так, как любил меня. После войны мы на какое-то время потеряли друг друга, и он считал меня погибшей. Потом он узнал, что я жива, и написал, что если бы был свободен… Я была даже рада, что так случилось. После письма Жана я приняла предложение Гарри.