Мудрый старик — Фауст. Уж он бы сотворил для себя место в любом мире, в каком бы ни родился. Всего полвека назад он давал советы императорам и даже сам мог бы стать императором, потому что обладал живым деятельным умом и принадлежал к могущественному роду. Однако времена были такие, что он повернулся спиной к миру, столь нуждавшемуся в его талантах, и отправился за море на остров Лерен, где прожил отшельником чуть ли не двадцать лет. В мир он вернулся почти против воли: Риез попросил аббата его монастыря прислать им епископа, а тот давно убедился, что Фауст обладает всеми необходимыми свойствами, чтобы управляться с такими неуживчивыми людьми. Впервые он восстал и не подчинился, целую неделю отказывался исполнить повеление, умолял отменить его и возносил молитвы об избавлении Богу, которым Всевышний в мудрости своей внять не собирался. Богу Фауст требовался не для созерцательных молитв. В конце концов он смирился со своей судьбой и покинул островной монастырь в возрасте сорока пяти лет — впервые за прошедшие девятнадцать.
Его святость, слава которой опередила его, обеспечила ему великий успех. Говорили, что даже его тень исцеляла немощных, всего лишь упав на них. Подобная святость внушала благоговение, и мало кто решился бы оспаривать главенство такого человека. Сверх того он был мудр, и не только в вопросах богословия, но и в обычаях мира. Для того чтобы верить в благость своего Господа, ему не требовалось думать, будто все люди от природы добродетельны. А потому он знал силу молитвы, но знал и то, что Бог требует, чтобы люди сами себе помогали. Выдвинуть Манлия было его решением. У Церкви уже имеется много хороших служителей, рассудил он, и ей пора обзавестись и такими, кто умеет действовать.
Именно Фауст, как всегда незаметно и умело, управлял этим собранием, как в свое время советом епархии, который посадил Манлия в кресло епископа. Он почти ничего не говорил. Иногда взгляд, негромкие два-три слова, поднятая бровь, намек-другой. Только Манлий замечал эту умелую тактику и был за нее благодарен, зная, что не понимает подобных людей и может легко допустить ошибку. Да, Манлий куда лучше понимал мысли варварских вождей, чем этих людей. Он уже знал, что необходимо сделать, но не знал, как убедить их.
— Быть может, — сказал Фауст некоторое время спустя, — нам следует посмотреть, на какой путь Святой Дух направил сие собрание, и тогда его желание может стать яснее. Мы все согласны в том, что область эта нуждается в восстановлении порядка…
Тут, во всяком случае, согласие было полным: в ведении всех епископов были земли, дарованные благочестивыми людьми, и земли эти из месяца в месяц, из года в год приносили все меньше урожаев, потому что рабы бежали, выбирались за пределы их власти. И это было еще лучшим, так как другие просто уходили в горы, сбивались там в разбойничьи шайки и устраивали налеты на долины, забирая все, в чем нуждались. Багоды. Так их назвали на дальнем севере, где они появились раньше всего, и так теперь их называли повсюду.