Необычный монах

Брат Кадфаэль предстал перед читателями уже зрелым, многоопытным мужем на пороге шестидесятилетия. Из них он последние семнадцать лет носил тонзуру. Когда я задумала написать детективный роман на основе подлинной истории Шрусберийского аббатства двенадцатого столетия, мне потребовался главный герой, средневековый аналог современного сыщика — наблюдательный, знающий жизнь и искренне приверженный справедливости. Так возник и оказался в центре повествования этот монах. В то время я и представить себе не могла, на что себя обрекаю, — как захватит меня этот образ и какую роль предстоит сыграть ему в моей писательской судьбе. Тогда я вовсе не намеревалась писать о Кадфаэле целую серию книг и, едва закончив «Страсти по мощам», тут же принялась за детектив из современной жизни. В Шрусбери двенадцатого века я вернулась позднее, когда не смогла противостоять искушению написать очередную книгу, сюжет которой развивался бы на фоне драматических событий, связанных с осадой Шрусбери и расправой, учиненной королем Стефаном над защитниками города, каковая последовала вскоре после достопамятной поездки приора Роберта в Уэльс за мощами Святой Уинифред. С тех пор брат Кадфаэль зажил полнокровной жизнью, зашагал из книги в книгу, и пути назад у меня больше не было.

Поскольку действие первой книги почти целиком происходит в Уэльсе да и в последующих нередко переносится за валлийскую границу, что и естественно, коль скоро дело касается истории Шрусбери, Кадфаэль должен был быть валлийцем и чувствовать себя в тех краях как дома. Что же до имени героя, то, признаюсь, выбрала я его лишь потому, что оно чрезвычайно редкое. В истории Уэльса это имя встречается лишь единожды и больше не упоминается даже при описании жизни и деяний человека, получившего его при крещении. Однако мне удалось выяснить, что Святой Кэдог, современник и соперник Святого Давида, прославленный святитель из Глэнморгана, при крещении был назван Кадфаэлем, хотя, по свидетельству сэра Джона Ллойда, стяжал громкую славу и вошел в анналы церковной истории под именем Кэдог. Имя, в котором святой, по всей видимости, не имел ни малейшей надобности и которое, насколько мне известно, больше и вовсе нигде не поминается, оказалось как нельзя более подходящим для моего героя, человека верующего, но отнюдь не святого. Впрочем, если верить преданиям, Святой Кэдог, при всей своей святости, обидчикам спуску не давал, как и большинство людей подобного склада. Что же до моего монаха, то он был задуман мною как человек, обладающий широчайшими — вовсе не монашескими — познаниями о мире и неистощимым запасом терпимости по отношению к людям. Опыт крестоносца и моряка, знававшего и возвышенные порывы, и горькие разочарования, с самого начала был частью этого образа. И лишь со временем читатели стали интересоваться подробностями его прежней, прошедшей в странствиях жизни и задаваться вопросом, как и почему он стал монахом.