Мэриет встал к заутрене хмурый, с мешками под глазами, но явно ничего не подозревающий о том, что произошло ночью. От братьев, готовых излить на него немедля свое недовольство, тревогу и страх, его спасло лишь то, что, как только служба кончилась, помощник шерифа прислал сказать, чтобы Мэриет пришел в конюшню. Хью разложил на скамье порванную, повидавшую виды сбрую, а конюх прогуливал по двору Рыжего (это имя оставили коню), так, чтобы его можно было хорошо рассмотреть в мягком свете утра.
— Кажется, вопросы излишни, — сказал Хью с улыбкой, глядя, как взметнулась белолобая голова и раздулись широкие ноздри коня, завидевшего приближающегося Мэриета, хотя на юноше было непривычное облачение. — Он, без сомнения, узнал тебя, да и ты, наверное, узнал его. — И поскольку Мэриет продолжал молчать, ожидая расспросов, продолжал: — Это лошадь, на которой Питер Клеменс уехал из вашего дома?
— Да, милорд, та самая. — Юноша бросил лишь один быстрый взгляд на коня, облизал губы и стоял по-прежнему опустив глаза и ни о чем не спрашивая.
— Ты возился с ним всего один раз? Он охотно идет к тебе. Погладь его, если хочешь, смотри, он ждет твоей ласки.
— В тот вечер я отвел его в конюшню; вычистил, накормил, — проговорил Мэриет тихо и нерешительно. — А утром оседлал. До этого он никогда не показывал, что ему нравится, когда я за ним ухаживаю. Я… я люблю лошадей.
— Понимаю. Значит, ты возился и с его сбруей.
Это была богатая, красивая сбруя: седло отделано цветной кожей, а уздечка украшена серебряными бляшками, которые теперь были помяты и заляпаны грязью.
— Узнаешь?
— Да. Это все его, — ответил Мэриет, а потом спросил, почти испуганно: — Где вы нашли Барбари?
— Так его зовут? Это сказал тебе его хозяин? Милях в двадцати или чуть больше к северу отсюда, в торфяниках возле Витчерча. Очень хорошо, молодой господин, вот и все, что мне было нужно от тебя. Теперь возвращайся к своим обязанностям .
Товарищи Мэриета, собравшиеся вокруг лоханок с водой для утреннего умывания, поспешили воспользоваться его отсутствием. И те, кто боялся его, считая одержимым, и те, кому не нравилась его необщительность, и те, кто считал, что его молчаливость вызвана его презрением к ним, — все кричали во весь голос, выражая свое недовольство. Приора Роберта не было поблизости, но его помощник, его тень, брат Жером, был здесь и вертел головой, стараясь ничего не упустить .
— Брат, ты сам слышал! Он опять кричал ночью, он разбудил нас всех…
— Он выл и звал кого-то знакомого. Я расслышал имя демона, он назвал его «Барбари»! И дьявол ответил ему свистом… мы же знаем, что это дьявол шипит и свистит!