Жозеф Вильтар покинул палаццо Бурано с легким сердцем, так как он убедился теперь в том, где находится его друг.
— Гастон в доме «Духов», — сказал он себе, — прекрасное помещение, я с удовольствием бы поменялся с ним. Маркиза прелестна. Веласкес с удовольствием нарисовал бы ее головку, и весь Париж стал бы гордиться ею. Да, Гастон сумел устроиться очень хорошо, а те, которые говорят, что она жаждет крови моих соотечественников, отъявленные лгуны. Маркиза мне положительно понравилась. У нее царь в голове, глаза видят то, что надо видеть. Интересно знать, что она подумала обо мне. Мне кажется, что я не особенно понравился ей, но она решила задобрить меня, так как поняла, что я могу быть ей опасен. Гастон очутился в ее доме, чтобы спастись от убийц, подосланных этим стариком. Ужасный негодяй — этот старик, очевидно, он думает о себе, только о себе одном. Совести у него нет ни капельки; я видел, что, когда я уходил, он говорил что-то своему слуге, я нисколько не удивлюсь, если этот человек следит теперь за мной.
Гондола Вильтара в это время подплыла к площади, которую он должен был перейти, чтобы попасть к Флориану, где он рассчитывал поужинать. Кругом было темно, и жуткое чувство охватило его при виде мрачных теней, скользивших в этом темном пространстве. Он сожалел теперь о том, что оставил старого Зануккио дома, теперь бы тот пригодился ему; нечего и говорить, что Вильтар никогда не был трусом, но ему было неприятно сознавать, что голова его, вероятно, оценена, и за какие-нибудь двадцать дукатов ему придется погибнуть безвременною смертью. Ему было обидно, что он должен умереть только из-за того, что нанят какой-то убийца, что улицы худо освещены, что крик убиваемого никого не встревожит в этом городе. Вильтар сознавал, что он был неосторожен, и поэтому теперь удвоил свою осторожность и быстро подвигался вперед, скользя между колоннами, стараясь держаться середины и чутко прислушиваясь к малейшему шуму. Большинство магазинов было уже закрыто к этому времени; пешеходы направлялись или в рестораны, или в оперу, или в театр св. Луки. И много быстрых черных глазок мимоходом поглядывало на него; при свете факелов он видел нередко перед собой стройные и изящные ножки и невольно с горечью думал о том, что даже близкое появление Бонапарта не может удержать венецианцев от стремления к развлечениям. Они женились и любили, посещали театры, играли в клубах, наполняли рестораны, нисколько не заботясь о завтрашнем дне, никто не задумался над тем, что принесет ему в близком будущем безжалостная судьба. Венеция смеялась и ликовала на пути к полному разрушению, и он вряд ли бы даже стала потом сокрушаться о том, чего не могла спасти по своей бесхарактерности, — говорил себе Вильтар с глубоким презрением, и он невольно еще ускорил шаги, и мысли его снова вернулись к Гастону.