— Чего? — спросил Фомин.
— Того!
— В каком смысле?
— В таком. Очень ты, понимаешь, расходился. Никакого удержу тебе не стало…
— А при чем здесь я?
— При том! Ты ваньку-то не валяй…
— Какого?
— Такого.
— Ваньки разные бывают… Некоторые даже в милиции служат.
— Ладно, хватит!
— Чего хватит-то?
— Хватит придуриваться! Где вещи?
— Какие вещи?
— Эти! — Васильев, еле сдерживая себя, швырнул Фомину под нос бумажку. — Эти и другие, которых пока еще не хватились.
— А я откуда знаю… Ты вон с кольцами на меня грешил, а оказалось, что их ворона утащила. Слушай, Вань, а как ты допер, что это вороны? Мы с мужиками и так и эдак кидали, ничего не понимаем…
— Это к делу не относится, — перебил его участковый, чувствуя, однако, что несколько растерял свою официальную непреклонность. — Я тебя спрашиваю, где краденые вещи?
— Это еще нужно доказать…
Мне-то не заправляй… Я пришел к, тебе по дружбе, не как участковый. Ты бы отнес все на место, и дело с концом. Я все заявления порву. Вась, или у тебя уже нет ничего?
— А если нет?
— А куда же ты дел? Небось, Ваньке-дергунчику отнес? Так ты сходи к нему, попроси обратно. Хочешь, вместе сходим. Я тебе обещаю дело не открывать…
— Да я не в том смысле, — ухмыльнулся Фомин. — Я сказал, а что, если их совсем у меня не было?
— Да-а-а… — тяжело вздохнул Васильев. — Значит, разговора у нас с тобой не получается. Ну, тогда послушай меня. Лифчик там, сковородку, карты я, может, и не найду, а насос — расшибусь, но найду. И шашлычницу. Они далеко не ушли. Где-нибудь здесь в поселке и осели. Найду, найду, не беспокойся! На насосе заводской номер есть. Он в паспорте указан! А то расходился, понимаешь! Хозяином себя почувствовал! «Доказать надо». И докажем, не сомневайся! Не такие задачи решали. Умник, понимаешь, нашелся.
— Вот когда докажешь, тогда и бухти… А пока нехрена здесь мудями воздух рассекать.
— Ладно, подождем. Я только хочу спросить: ты что, совесть-то совсем уже пропил? Или еще остались крохи?
— А что такое совесть? Чего вылупился? Объясни мне, что такое совесть. Где она лежит, и с чем ее едят?
— Совесть… Совесть — это такое чувство, чтобы человек жил по справедливости… Чужого не заедал.
— Не понял, туманно очень.
— Как точнее?.. Совесть — это такой прибор, который показывает, где зло, а где добро…
Значит, там, — Фомин постучал себя по груди, — есть прибор, вроде вольтметра, когда человек делает добро, стрелка идет вправо, а когда зло, то влево, так?
— Не так примитивно, но похоже…
— Ну а если стрелка начинает слева зашкаливать, что тогда?
— В каком смысле?
— В прямом.