В. Суворов рисует перед читателями картину совершенно несообразной военной машины – всепобеждающей при наступлении и почти бессильной в обороне. Ничто не ново под луной: «Генерал-квартирмейстер поддержал соображения генерала Кюля весьма настойчиво и указал в особенности на то, что для проведения наступления сил достаточно, но при отступлении они могут отказать». По поводу этой истории, произошедшей с германским войском в начале сентября 1914 года, аналитик М. Галактионов ехидно замечает: «Это какой-то анекдот. Армия истощена до такой степени, что отступать не может, а может держаться лишь наступая. Если такие выражения были допущены в той тяжелейшей обстановке, это еще можно понять, но приводить их всерьез теперь значит смешить людей».
Рассмотрим теперь политическую целесообразность и возможную стратегическую логику советского наступления на Германию летом 1941 года, чтобы прикинуть возможные оперативные последствия «Грозы».
Для «историков-демократов» 1990-х годов глобальная агрессивность сталинского Советского Союза очевидна сама собой и не требует доказательств. Между тем вся политика Сталина легко укладывается в концепцию «нового собирания русских земель». Он устанавливает контроль над Прибалтикой, ранее принадлежащей Российской империи, делит с Германией Польшу, опять-таки претендуя на бывшие владения России [43]. Безуспешно пытается присоединить Финляндию, также входящую в состав царской России. Даже на Бесарабию, присоединение которой к СССР стало для Гитлера казусом-белли «де-факто», Россия имела определенные исторические права.
Спорить с тем, что такое «собирание» представляло собой акты агрессии, не приходится. Но, заметим, во всех случаях речь шла о землях, исторически связанных с Россией. Нападению предшествовала активная дипломатическая подготовка (в Прибалтике она даже заменила военные действия). Ничего похожего на «внезапное, без объявления войны» нападение, преследующее решительные цели типа «мировой революции» и «установления в Западной Европе сталинского режима».
Нет никаких оснований считать И. Сталина сторонником идеи «мировой революции» (в отличие, например, от Л. Троцкого и, отчасти, В. Ленина). Всю свою жизнь И. Сталин боролся с революцией, с деятелями революции, с революционными методами управления экономикой и… И. Сталин никогда не отличался стремлением к авантюрам.
Сравнивая внешнюю политику И. Сталина и А. Гитлера, мы видим, что второй готов пойти на предельный риск в смутной надежде на благоприятный «расклад» (Рейнская область, Чехословакия, Польша, Норвегия), в то время как первый не рисковал никогда и ни при каких обстоятельствах. Все политические и военные победы И. Сталина 1930-х – начала 1940-х годов – это победы безусловно сильнейшего над слабейшим: СССР и Финляндия, СССР и Латвия, СССР и Румыния. Даже боевые действия против Польши РККА начала только тогда, когда Польская армия уже развалилась, и ни о какой обороне не могло быть и речи.