Когда сняли вымокшую от дождя повязку, Диего Алатристе увидел чахлый серый свет и тяжелые темные тучи. Связанными руками он протер глаза — левый еще побаливал, но веки открывались. Осмотрелся. Его везли сюда на муле — и рядом слышался перестук лошадиных копыт, — а потом довольно долго вели пешком, и он немного согрелся, ибо ни плаща, ни шляпы на нем не было. Но все равно его колотил озноб. И вот теперь капитан стоял в перелеске, среди вязов и дубов. На западной оконечности неба, что проглядывало сквозь листву, истаивала ночная тьма, и, наводя еще большую тоску на Алатристе и его спутников, неустанно сеялся мелкий противный дождик из тех, что, однажды начавшись, заряжают надолго.
Тирури-та-та. На знакомую руладу он обернулся. Гвальтерио Малатеста, завернувшись в черный плащ, до самых глаз надвинув шляпу, оборвал свист и скорчил гримасу, которую можно было принять и за насмешку, и за приветствие.
— Замерз, капитан?
— Не без того.
— И проголодался, наверно?
— Сильно.
— Ничего, утешайся тем, что для тебя скоро все кончится, а нам еще предстоит обратный путь.
И указал на своих спутников: то были люди, схватившие Алатристе у ручья, — только теперь их стало на одного меньше. Бородатые, зловещие видом, они были одеты непритязательно и удобно, на манер охотников или лесников, и обвешаны неимоверным количеством всякого колющего, режущего и стреляющего добра, от которого добра не жди.
— Самая отборная мразь, — угадывая мысли капитана, произнес Малатеста.
Где-то вдали запел охотничий рожок, и четверо убийц, многозначительно переглянувшись, устремили взоры в ту сторону, откуда донесся этот сигнал.
— Побудешь здесь еще немного, — сказал итальянец.
Один из его молодцов двинулся через кусты на звук рожка, а двое остальных усадили Алатристе на мокрую землю и принялись связывать ему ноги.
— Разумная предосторожность, — пояснил Малатеста. — Отнеси ее на счет своих дарований. Тебе должно быть это лестно.
Поврежденный глаз его немного слезился, когда итальянец — вот как сейчас — глядел пристально.
— Я-то полагал, — медленно ответил капитан, — что наши с тобой дела мы решим один на один.
— Но, помнится, в тот день, когда ты навестил меня без приглашения, едва ли я мог рассчитывать на снисхождение.
— По крайней мере, руки у тебя были свободны.
— Это так. Но оказать тебе такую же услугу я не могу. Дело зашло слишком далеко, и слишком много поставлено на кон.
Алатристе понимающе кивнул. Тот, кто спутывал ему ноги, теперь намертво затянул хитроумные узлы.