Я осторожно отогнул последнюю ветку, не торопясь высовываться на открытое место.
Базы больше не было. Большая часть бараков – подорвана, торчат обугленные остовы; в заборе из колючки проделаны широкие проходы, ров во многих местах завален. Там, где был военный городок, тоже остались только руины. Словно кто-то в первобытной ярости старался стереть базу с лица земли.
И где же здесь мне искать Михаэля? Как он вообще мог здесь выжить? Городок «Танненберга» раскатали по брёвнышку, а самого каптенармуса, хоть он и вольнонаёмный, самое логичное было б упрятать в кутузку. И вообще, что сделалось с гражданским персоналом базы? Когда «Танненберг» уходил с планеты, он оставил тут довольно многих, в том числе и офицерские семьи.
Где-то там, среди развалин, должны валяться обломки огромной мраморной плиты, на которой «Танненберг», ещё не успев раздуться до полка, отмечал всех своих погибших и награждённых. Где-то там имена Кеоса, погибшего в самой первой нашей операции на Зете-пять, Ханя, так и не вернувшегося к нам после Сильвании, других ребят... Там имена Микки, Глинки и Назариана – после того, как они стали командирами отделений. Там и моё имя, мой Железный Крест третьей степени с дубовыми листьями – за Кримменсхольм и Ингельсбург...
Там часть меня. Там люди, которые не были ни патологическими садистами, маньяками и убийцами, равно как и не были ангелами в белых ризах. Их можно было направить и на добро, и на зло, они хорошо умели выполнять приказы. Да, конечно, совесть у большинства из них дремала, поскольку солдат есть «автомат, к винтовке приставленный», и, следовательно, «за него думает начальство». Но всё-таки её ещё можно было бы разбудить, эту совесть...
Я мешкал, наблюдая за безжизненными руинами. Что-то удерживало меня от того, чтобы очертя голову выскочить на открытое место. Уроки господина старшего мастера-наставника, штабс-вахмистра Клауса-Марии Пферцгентакля.
И я дождался. Среди руин появилась медленно бредущая человеческая фигурка. Она двигалась, нелепо дёргая руками и ногами, то и дело «ныряя» головой то вправо, то влево. Так ходят умалишённые; вскоре я укрепился в своём подозрении, потому что человек громко распевал какую-то бессмысленную песню, смешивая слова в дикую кашу.
Вскоре я узнал несчастного каптенармуса. В драных и почерневших от копоти лохмотьях, он тащился ненормальным, дергучим шагом, порой падал, поднимался, даже не давая себе труда отряхнуться. Вскоре он скрылся в зарослях примерно в сотне метров от меня, и я бросился следом.
...Мы столкнулись у края зарослей как раз на середине пути. Михаэль смотрел на меня спокойным и серьёзным взглядом совершенно нормального человека.