Жалованья господина Бангеманна не хватило бы, чтобы заплатить за фортепьянные уроки Гретели, за новое платье Инги, за зимнюю шапочку Берты, бархатные тапочки Анны и танцевальный класс Марлены, не говоря уже о шоколадных конфетах, которые обожала фрау Бангеманн. Но они этого не знали, полагая, что глава семьи занимает важный пост и работает допоздна, чтобы доставить им удовольствие своими маленькими подарками. В каком-то смысле они были правы.
Герр Бангеманн заплатил извозчику, позвонил в дверной колокольчик, отдал пальто и шляпу слуге и был проведен в кабинет. Там горел камин и сидели два человека — один в кресле, другой за столом, на котором громоздилось множество любопытных аппаратов: деревянные коробочки с латунными клеммами, сверкающие медью индукционные катушки и еще прибор, похожий на клавиатуру рояля, каждая клавиша которого была помечена какой-нибудь буквой алфавита. От клемм тянулись провода, покрытые гуттаперчевым материалом и уходившие в темное отверстие в дальнем углу потолка. От всех приборов исходило деловитое электрическое жужжание.
Герр Бангеманн посмотрел на аппаратуру с вежливым любопытством и поздоровался с человеком, сидящим в кресле.
— Добрый вечер, герр Бангеманн! — ответил хозяин. — Прошу вас присесть за этот стол, и приступим, если вы не возражаете.
Рядом с аппаратным столом находился столик поменьше, на котором предусмотрительно стояли кувшин с водой и чистый стакан. Оператор за клавиатурой разминал пальцы. Господин Бангеманн сел, прочистил горло, закрыл глаза и спроецировал на экран своей фотографической памяти полный текст трехстороннего договора.
— Учитывая, во-первых… — начал он.
Зимний пейзаж: на заднем плане замок на лесистой горе, на переднем плане ряд старинных домиков с вьющимся между ними снегом, плавно слетающим на мостовую, взмывающим вверх и снова ложащимся наземь.
Это, может быть, Рацкавия. Весь пейзаж был всего восемь сантиметров в ширину, и он содержался внутри одного из тех игрушечных стеклянных шариков, заполненных жидкостью, которые надо потрясти, чтобы сделалась метель. Сейчас этот шарик находится в руке еще одного нашего знакомца — берлинского банкира господина Герсона фон Блайхредера.
Он подносит его к глазам, всматривается во что-то и осторожно кладет на стол. Снег… Единственный снег, который падает сейчас в Берлине; на улицах холодно, но сухо. Блайхредер подходит к окну, смотрит вниз на ярко освещенную Беренштрассе, заложив руки за спину, постукивает тыльной стороной одной руки по ладони другой, ждет.
Он ждет, когда энергично стучащий клавишами телеграфный аппарат в углу кабинета закончит свою работу. Наконец стук смолкает. Секретарь Юлиус, терпеливо собиравший многие метры бумажной ленты в обитый сукном ящик, отрывает конец и докладывает: