С мукой на сморщившейся от отвращения жирной физиономии охранник затолкал носок обратно. Конец носка свисал наружу — довольно неаппетитное зрелище.
— Теперь встань и повернись спиной. Медленно, опасливо двигаясь, тот встал. Джим вынул из кармана моток шерсти и быстро обмотал вокруг головы охранника, чтобы он не мог выплюнуть кляп.
— Теперь заведи руки за спину.
Он стянул вместе большие пальцы обеих рук верзилы и привязал их так крепко, как мог, к водопроводной трубе, вделанной в стену. Шерсть, из которой Салли связала ему свитер, была прочной, как кунжутная веревка, — не оборвется, не растянется.
Бросив быстрый взгляд по сторонам, — убедиться, что рядом с охранником нет ничего, чем бы он мог шумнуть и поднять тревогу, — Джим послал ему воздушный поцелуй, вышел с горящей лампой в левой руке и револьвером в правой.
— Шах! — воскликнула Аделаида. — Ты невнимательно играешь.
— Это потому, что в фигурах трудно разобраться. Что это — офицер? А я думала, что это пешка. Причем моя!
— Будь по-твоему, — примирительно сказала Аделаида, забирая назад ход и двигая другую фигуру — Я нарочно хотела потянуть… А так получается мат. Хочешь еще одну партию?
Бекки встала, расправила затекшие ноги и руки. Она не могла понять, сколько сейчас времени, ей было холодно, голодно и страшно. «Пожалуй, мне сейчас намного больше пользы от Аделаидиного присутствия, чем ей от моего», — подумала она. Настало время доказать, что она тоже на что-то годится, но Бекки не имела ни малейшего представления, как это сделать.
Он взглянула на лампу, начавшую подрагивать и мигать: не пора ли подвернуть фитиль? А может быть, в ней кончался керосин?
Она нагнулась, чтобы проверить. Аделаида в это время собирала бумажные и матерчатые «шахматные фигуры», как вдруг их внимание привлекли какие-то странные звуки. От двери доносились шорох, царапанье, пощелкивание, скрежет. Аделаида встала, оправляя юбку.
Вдруг замок громко щелкнул, как будто повернули ключ, и дверь распахнулась.
— Джим! — воскликнула Бекки и тут же зажала себе рот руками в ответ на предупреждающий жест его пальца.
Он был небрит, грязен и весь в синяках, на лбу красовалась царапина, волосы были всклокочены. Он стоял перед ними с лампой в одной руке и с револьвером в другой, такой угрюмо решительный и воинственный, каким она его никогда прежде не видела. Он был просто страшен.
И еще нечто странное поразило Бекки, она даже повернулась к Аделаиде, чтобы это проверить. Между Джимом и Аделаидой что-то произошло, как будто прошел какой-то электрический разряд. Он ощущался физически, как звериный запах; двое смотрели друг на друга так пристально, что Бекки на секунду забыла, где они и что с ними.