— Куда едем? — продолжал Пафнутьев. — Пожар? Наводнение? Землетрясение?
— Убийство.
— Да-a-a? — по-дурацки удивился Пафнутьев. — Кого же на этот раз?
— Объячев. Константин Александрович Объячев.
— Тот крутой, что ли?
— Он самый.
— Не может быть, — разочарованно произнес Пафнутьев, глядя в окно.
— Чего не может быть? — развернулся Шаланда, чтобы пронзить Пафнутьева гневным своим взглядом, но, не увидев ничего в темноте, снова обернулся к лобовому стеклу. — Чего не может? — повторил он уже спокойнее.
— Такого человека убить нельзя.
— Почему?
— Потому что он сам убьет кого угодно.
— И на старуху бывает проруха.
— На старуху — бывает, — рассудительно проговорил Пафнутьев. — Со старухами вообще случается черт знает что. Недавно на кладбище одну изнасиловали. Восемьдесят шесть лет. Такая вот проруха... Ум меркнет.
— Я знаю, отчего меркнет твой ум, Паша, — сказал Шаланда со скрытой усмешечкой, с той самой усмешечкой, которую Пафнутьев ненавидел больше всего в жизни, которая вводила его в бешенство за доли секунды.
— Отчего же он меркнет?
— Ладно-ладно, — миролюбиво проговорил Шаланда, мгновенно почувствовав по пафнутьевскому голосу, что над его головой начали сгущаться тучи.
— Смотри... А то я готов поговорить и на эту тему.
— Замнем, Паша. Виноват. Прости великодушно.
— Так что с Объячевым? — сжалился Пафнутьев.
— Дыра в голове.
— Большая?
— Смотря с какой стороны. Входное отверстие поменьше, выходное — побольше. Как обычно и бывает в таких случаях. Но самое интересное — в своей кроватке помер мужик.
— Это как? — не понял Пафнутьев.
— Заснул и не проснулся.
— Почему?
— Во время сна в голове дыра образовалась, — усмехнулся Шаланда. — Так бывает.
— Сонного, что ли, застрелили?
— Вот и до тебя, Паша, дошло.
Пафнутьев не ответил.
Подобные выпады его не задевали.
Он обижался, когда намекали на то, что не совсем трезв, что многовато выпил, хотя и меньше, чем вчера. Задевало, когда знал — удар точный, сознательный и обдуманный. Злой удар. Болезненный. Собственно, даже не так — его бесило не само оскорбление, а желание оскорбить. Слова, какими бы едкими они ни были, его не трогали.
— Объячеву ясновидящая нагадала недавно, — проговорил Андрей. — Он иногда к ясновидящей наведывался.
— И что? — заинтересовался Пафнутьев.
— Вот она и успокоила Объячева... Дескать, нечего тебе, любезный, волноваться, переживать и чего-то там опасаться. В своей кроватке помрешь. Он понял это так, что суждено ему дожить до глубокой старости.
— Откуда тебе все это известно?
— Весь город знает. Объячев сам по телевизору рассказал. Этак посмеиваясь. Дескать, теперь ему бояться нечего, теперь он вроде бы заговоренный.