— В этом можно не сомневаться. Игла прошла сквозь сердце насквозь. Так сказал эксперт, а он, как ты знаешь, не ошибается.
— До сих пор не ошибался. Но если этот тип не стал убийцей в прошедшую ночь, когда выстрелил человеку в голову, полагая, что тот жив... То он стал убийцей сегодня днем, когда повесил несчастного бомжа.
— Ты уверен, что он не повесился сам? — спросил с сомнением Пафнутьев.
— Уверен, — Худолей стыдливо глянул на Пафнутьева, в растерянности развел руками, покачался из стороны в сторону, показывая, что знания его носят несколько интимный, срамной характер и ему не хочется говорить об этом со столь достойным человеком. — Даже не знаю, как сказать, Паша, чтобы не оскорбить твои высокие чувства и самому остаться в твоих глазах человеком уважаемым, далеким от пороков и недостатков.
— Я тебя буду уважать, любить, баловать гостинцами, как и прежде, — заверил Пафнутьев.
— Больше всего в твоих словах мне понравилось упоминание о гостинцах.
— На этот счет можешь быть совершенно спокойным.
— Тогда ладно, тогда так и быть, — решился, наконец, Худолей — Значит, так, Паша... Представь себе пьющего человека... Ты когда-нибудь в своей жизни видел пьющего человека?
— Как-то не приходилось.
— Спасибо, конечно, тебе на добром слове, но скажи: ты можешь вообразить, чтобы пьющий человек покончил жизнь самоубийством, не допив последнего глотка из бутылки? Может такое быть в природе, во вселенной?
— Думаешь, не бывает?
— Я не могу сказать о себе, что являюсь таким уж трезвенником... Но, уходя из жизни, навсегда уходя, навсегда закрывая ясные свои, умные, всепонимающие глаза... Навсегда, Паша! Я оставляю на столе стакан прекрасного, золотистого виски?! Виски, за бутылку которого должен месяц, не разгибаясь, ковыряться в кровавых трупах, отчлененных членах, рисковать жизнью, падать под бандитскими пулями... И мне за этот месяц государство дает денег ровно на бутылку... Нет! Уходя, я никогда не оставлю стакан виски, чтобы его выхлебали люди грубые и злые. А он, Паша, оставил. Такое может быть?
— Никогда, — твердо сказал Пафнутьев.
— Как только я увидел на столе недопитую бутылку, мой организм пронзила догадка ясная и четкая — убийство. Я понимаю, что произошло — виски так ему понравилось, что он решил заработать еще одну бутылку.
— Жадность фраера погубит.
— Нет, Паша! Он не был жадным. Михалыч щедро угостил меня напитком, который сам пил, может быть, первый раз в жизни. И если бы я сказал ему утром — разливай остальное по стаканам — он бы это сделал с радостью. Он ценил общество, Паша. Может быть, он много пил, но не был пьяницей. А то, что побежал предупредить кого-то об опасности... Это ведь порядочность. Люди в доме, какими бы они ни были, кормили его, давали кров, позволили перезимовать в сарае... По отношению к ним он поступил правильно.