— Вы видели, кто напал на меня? — спросил я замогильным голосом.
— Погода была скверная, смутно видел какой-то силуэт.
— И ни одного прохожего или солдата, которые могли бы видеть происходившее?
— Нет, насколько я знаю. Надо сказать, что улицы были пустынны.
— Напавший удачно выбрал момент. Он наверняка следил за мной… А шрифты Цвайнхайма?.. Вы что-нибудь узнали?
— Говорил я с Томмазо. Известно ему столько же, сколько и мне. Но я могу поискать, если хотите… Просмотрю архивы.
Конечно же, я этого хотел.
Гаэтано вскоре ушел: температура у меня поднималась. Несмотря на его протесты, когда мой спаситель уходил, матушка сунула ему в руки круглый пирог с мясом, связку колбас и кувшин пива.
Хотя Гаэтано и не смог описать убийцу, количество подозреваемых от этого не уменьшилось. Совершенно очевидно, что убийца выслеживал меня даже в самом Ватикане. Можно было даже предположить, что последние события толкнули его на активные действия. Но что именно? Если уж он посчитал себя разоблаченным накануне, после смерти гравера, он не стал бы дожидаться приглашения папы, чтобы прикончить меня: он бы сделал это раньше.
Я заключил, что к решительным действиям убийца приступил именно после моего визита в Ватикан. Шрифт Цвайнхайма, пропажа «Вероники», преступление на колокольне, обнаружение заговора… Вместе или порознь, эти открытия, должно быть, встревожили его. Но не многие были посвящены в эти секреты… По пальцам одной руки можно пересчитать тех, с кем я беседовал в тот день…
Первый, разумеется, Лев X. Но я внес в этот список папу лишь для того, чтобы исключить его: у понтификов есть много других средств для устранения помех. Впрочем, я не мог даже представить его одетым в старый плащ и крадущимся за мной до моста Сант-Анджело! Ну а что касается его выгоды в этом деле… тут он, напротив, рисковал все потерять…
Затем кардинал Бибьена. Его преосвященство полностью был в курсе расследования и неким образом руководил им. Следовало ли видеть в нем главного заговорщика против Рима и Италии? Лев X, конечно, намекнул на прелатов из своего окружения, единственным желанием которых было занять его место. Но он сразу же дал понять, что Бибьена не из их числа.
По правде говоря, меня это не убедило ни в каком смысле.
Последний — Серапика. Разговор, состоявшийся в тот вечер в Бельведере, насторожил меня. Казначей папы видел, как я входил в покои и мастерскую Леонардо. Он за мной шпионил? Во всяком случае, под каким-то предлогом пытался что-то выведать. Ему определенно хотелось знать, что мне известно. Потерпев неудачу, не посчитал ли он меня опасным для себя? Но в таком случае почему не воспользовался кинжалом, который держал в руке?