Когда мы прибыли в папскую крепость, нас разделили, не обращая внимания на брань Леонардо, который требовал встречи со своим покровителем. Меня отвели в одну из камер с влажными стенами, единственное окошко которой находилось в двадцати футах от пола. Там я и провел остаток дня, лежа на дощатом полу и упрекая себя за опрометчивость. Думал я о матушке, о том, как верила она в меня, о том, с какой тревогой и отчаянием ждет, должно быть, моего возвращения. Вспоминался и отец: как бы он разделался с этими мерзавцами, будь он жив.
Однако я был далек от мысли сдаваться, и вынужденный отдых лишь укрепил мою решимость: я пообещал себе разоблачить убийцу, как сделал бы в свое время мой отец.
С наступлением вечера мне принесли кувшинчик пива, четверть фунта хлеба и две колбаски. Стало ясно, что ночь-то я уж проведу здесь точно. Я вытянулся на полу, прислушиваясь к шагам тюремщика и топотку лапок снующих крыс.
Думаю, в какой-то момент я даже заплакал.
Утром меня сводили в отхожее место, затем к лохани с водой, чтобы я мог умыться. Опять принесли пиво, хлеб и колбаски. Только я покончил с едой, как за мной пришел солдат. Связав мне руки за спиной, он подсадил меня на лошадь перед собой и во весь опор помчался к больнице Сан-Спирито. Мне было холодно, ломило спину, а все теснившиеся в голове вопросы унесло встречным ветром.
В Сан-Спирито меня ввели через черный ход, провели под конвоем пустынными коридорами до большой комнаты, которая, как мне показалось, находилась на том же этаже, что и помещение для вскрытия трупов. Комната была пустая, хорошо освещена, в центре ее стоял большой стол, за которым уже сидели четыре человека: командор ордена Сан-Спирито, главный смотритель улиц Капедиферро, капитан полиции Барбери и мэтр Леонардо да Винчи.
Солдат развязал мне руки и показал на табурет рядом с Леонардо. Мэтр, похоже, не очень-то мучился ночью, лицо его выражало полнейшее спокойствие. Он ободряюще взглянул на меня, но не произнес ни слова. Да и все присутствующие хранили молчание, хотя в их глазах проглядывала некоторая нервозность. Капитан Барбери с тяжелым упреком поглядывал на меня, командор время от времени встряхивал головой, будто прогоняя мрачные мысли, и лишь Капедиферро проявлял признаки раздражения: он возбужденно постукивал пальцами по столу и кидал на Леонардо досадливые взгляды. Мы долго сидели в молчаливом ожидании чего-то, словно проглотив языки. От усталости после бессонной ночи меня тянуло в сон, и я с трудом подавлял дремоту.
Но вот дверь открылась, я встрепенулся. В комнату вслед за двумя гвардейцами входил кардинал Бибьена. Мы разом почтительно встали.