— Разве вы не понимаете? Он совершенно нормальный. Неужели вы не представляете, как ужасно для здорового человека находиться в клинике для душевнобольных? В сумасшедшем доме? — Тодди запнулась. — А что сделает электрошок с нормальным человеком?
Не только ее слова, но и настойчивый тон поразил меня.
— Тодди, — начал я, — успокойтесь немного. Есть еще одна проблема. Я говорил с доктором Паркой. По его словам, он уже давно лечил вашего отца и, когда обнаружил...
— Кто?
— Парка. Доктор Парка, врач вашего отца.
— О чем вы? Да я никогда не слышала о докторе Парке!
Я быстро взглянул на нее:
— Странно. Вы же уезжали, путешествовали почти год. Разве ваш отец не мог посещать Парку в этот период?
Девушка нахмурилась:
— Не знаю. Это не... похоже на правду. И я сказала вам и снова повторяю: он нормален. С ним все в порядке!
Тодди была раздражена. Я понимал ее и обещал навестить завтра же, как только узнаю что-нибудь новое. Она пошла проводить меня.
У двери девушка подняла на меня глаза:
— Простите, если... устроила вам сцену, Шелл, но это потому, что очень беспокоюсь.
Судя по всему, Тодди готова была расплакаться. Мы стояли рядом, глядя друг на друга. Она сделала то, что казалось естественным в этой ситуации: шагнула ко мне, опустила голову и прижалась к моей груди. Я обнял ее и нежно привлек к себе. Вот и все. Ни о чем другом я и не помышлял.
Но потом Тодди подняла голову и посмотрела мне в лицо:
— Я так боюсь за папу. Вы поможете ему, правда, Шелл? Поможете мне?
Я кивнул.
Девушка продолжала смотреть на меня, ее губы приоткрылись и задрожали. Ее груди прижались к моей груди, а руки обхватили меня.
— О, Шелл! — нежно произнесла она и повторила: — О, Шелл!
Мраморная статуя и та поцеловала бы ее, а я не статуя. Я крепко обнял Тодди, ощущая упругость ее бедер, и нашел дрожащие губы девушки. Мне показалось, что в этот момент они перестали дрожать и прильнули к моим губам. Руки Тодди обвили мою шею, и ее восхитительное тело приникло ко мне.
Ее поцелуй растаял на моих губах, словно жидкий бархат, теплый, сладостный, неповторимый. Ни одна женщина не одаривала меня таким поцелуем.
Внезапно Тодди вырвалась и отпрянула, тяжело дыша. Ее огромные темные глаза расширились.
— Что ж, — проговорила она, — это ничего не значит. Вам лучше уйти, Шелл, — мягко добавила она.
Я предпочел бы остаться, но Тодди ясно дала понять, что не хочет этого. Я удалился, но всю дорогу до дому чувствовал вкус ее губ, тепло и нежность ее тела.
Когда такси приблизилось к отелю «Спартан», я заставил себя думать о Гордоне Тодхантере и записке под клапаном конверта. Черт возьми, если этот человек не сумасшедший, нельзя позволить никому проделывать с ним такое! И я не допустил бы этого, даже если бы не располагал информацией о людях, пытающихся убить меня. Впрочем, для этого были и другие причины. Такси остановилось поблизости от «Спартана», наискосок через улицу, в темном месте. Я заплатил водителю и видел, как он отъехал.