— Вон, видишь их позиции? — спросил сержант, указывая в сторону цортского лагеря.
— Сдается мне, там деревянные кони, сержант, — заметил Автокл. — И последний в ряду — конек-качалка.
— Это для офицеров. Хм. Они нас что, совсем простаками считают?
Сержант размял ноги, несколько раз глубоко вздохнул и пошел обратно к лестнице.
— Давай за мной, парень.
— Что, опять туда?
Поставив ногу на конец лестницы, сержант чуть помедлил с ответом.
— Рассуди сам, сынок. Неужели они придут за нашими конями, если увидят, как мы тут болтаемся? Пораскинь-ка мозгами.
— А вы уверены, что тогда они точно придут? — осведомился Автокл. Сержант нахмурился.
— Послушай, солдат, — рявкнул он, — уж если найдется идиот, который решит, что мы потащим всех этих коней с вражескими солдатами в свой город, то он наверняка рехнулся настолько, что потащит наших в свой. Что и требовалось доказать.
— А что требовалось доказать, сержант?
— Чтобы ты лез обратно по этой чертовой лестнице, парень.
Автокл отдал честь:
— Прошу прощения, сержант.
— За что?
— Извините, сержант, — с отчаянием в голосе произнес Автокл. — Но там в коне столько народу, понимаете?..
— Если хочешь служить в коннице, надо развивать в себе силу воли, мальчик. Слышал об этом?
— Да, сержант, — жалобно сказал Автокл.
— Даю одну минуту.
Как только дверца закрылась, Автокл присел на одно из массивных копыт, явно собираясь использовать его не по назначению.
И вот когда он, в прострации глядя перед собой, погрузился в состояние сродни медитации, обычное в подобных ситуациях, в воздухе послышался легкий хлопок, и речная долина во всю ширь раскинулась перед ними.
Скверно, когда подобные вещи происходят с человеком в состоянии задумчивости. Потом приходится долго отстирывать свой мундир.
Морской ветер задувал над царством, не намекая, а раскатисто утверждая в воздухе запахи соли, моллюсков и пропеченных солнцем пляжей. Несколько морских птиц растерянно кружили над некрополем, где ветер носился над опрокинутыми обелисками, заносил песком мемориалы древних царей, и белые отметины, оставленные пташками на камне, выглядели куда убедительнее, чем все речи Озимандия.
Ветер нес с собой непривычную, приятную прохладу. И люди, покинувшие свои жилища, чтобы поправить ущерб, нанесенный богами, охотно подставляли ему лица, как рыбы в пруду, почуявшие приток свежей, чистой воды.
В некрополе не было видно ни души. Большинство пирамид — со снесенными верхушками — стояли, курясь, как недавно потухшие вулканы. Повсюду виднелись вкрапления черного мрамора. Один из обломков едва не обезглавил прекрасную статую Ястребиноглавого Шляпа.