Вот сколько мне всего объяснили,
— Вы должны, вы обязаны! — настаивал Каюмба, помощник режиссера. Он был так плотен и невысок, что казалось, по колено стоит в земле.
— Никому я не должен, никому не обязан, долгом не почитаю!
Пестрая актерская толпа дружно взревела.
— Вас просят стать знаменитым!
— Кто?
— Мы просим! — почти простонала Валя Каждая, единственная актриса, которую я знал в те годы. Блондинка с челкой, майка открывала голые плечи. Было на что смотреть. Глаза Вали Каждой смотрели с витрин каждого киоска. — Я прошу!
Потрясенный таким вниманием, я спросил:
— Но что требуется от меня?
— Передать смысл!
— Чего?
— Да какая разница? — искренне раскрыла глаза Каждая. У нее были чудесные голубые глаза. — Вам ходить надо особенно. Вам надо так ходить, чтобы зритель каждой клеточкой своего несовершенного мозга почувствовал, как страшно зависит от вас жизнь прекрасной пленницы.
— Пленницы?
— Ну да. Пленницы!
— Чьей?
— Бездушного плантатора Робинзона, — величественно вмешался в беседу знаменитый режиссер. — Эта бедная прекрасная беззащитная пленница! В искусстве все должно быть как впервые. Замыленный взгляд на вещи никого не трогает. Никаких штампов! Забудьте сладкую буржуазную сказку про одиночество Робинзона. Искусство призвано пересоздавать жизнь. Пленница, пленница! — несколько раз повторил он и толпа застонала от восхищения. — В счастье, в гордости, в унижении! Великая нежная душа в непристойно веселом теле! В полуторачасовой ленте мы отразим ужасное одиночество пещерных троглодитов, яркие искры первого разума, суровое торжество каннибализма, наконец, все сметающее торжество первооткрывателей. Мы снимем мерзкое чудище, пожирающее настоящих героев! Мы снимем это чудище прямо на отливе, там, где мерцает тонкий светлый песок! Обнаженная пленница будет рыдать на пляже. Неужели ваше грязное чудище не всплывет на такую приманку? — Семихатка, похоже, многого уже наслышался на островах.
— А любовь?
— Только пучина!
— Но любовь, любовь? — поразился я. — Где любовь преображающая и возвышенная?
— Ничего, кроме вони, — повел режиссер седыми бровями. — Забудьте про любовь! В кадре придурок, скопивший за тридцать пять лет одиночества тринадцать тысяч сто восемьдесят четыре крузадо или, если хотите, три тысячи двести сорок один мойдор! — Семихатка опять говорил о Робинзоне. Все замерли. Валя Каждая незаметно вцепилась ногтями в мой локоть и я чувствовал, как ужасные электрические разряды пронизывают меня. — Мы покажем нравственное крушение негодяя, не мыслившего жизни без рабства. Важна только титаническая фигура Пятницы! Только он — дикарь, дитя природы — не испугается выступить против владельца более чем пяти тысяч фунтов стерлингов и богатой плантации в Бразилии! А прекрасная пленница… Что она господину Крузо?.. Для него она женщина на сезон. Завтра он захватит другую. Это для Пятницы она свет из невыразимо далекого будущего, радиозаря…