Деликатная старушка сказала девушке, что надо выйти, и Коля оделся. Форма была постирана. Наверняка руками грустной Эльзы.
Выбравшись из дома, пошатываясь от головокружения, солдат попал под ласковый свет вечернего солнца. Старушка тронула парня за рукав:
— Пойдемте к старосте. Очень просил, очень…
Коля позволил отвести себя в избушку, на вид чуть крепче и богаче остальных.
Староста встретил его на пороге. Крепенький седоватый мужичок в клетчатой рубахе, холщовых штанах и в маленьком берете. Он напоминал Лавочкину классического бюргера: такого, как их изображают в фильмах о мирной германской жизни.
Скуластое лицо мужичка было преисполнено достоинства и почтения. Белые бакенбарды придавали оттенок благородства.
— От всего нашего селения, от всего Жмоттенхаузена спасибо вам, высокочтимый господин! Ваш вчерашний подвиг навсегда останется в наших благодарных сердцах. Смею ли я пригласить могучего витязя в свое скромное жилище?
— Конечно, — ответил, замешкавшись, высокочтимый господин Лавочкин.
Он изо всех сил боролся с робостью, стараясь придать голосу достоинство. Получалось фальшиво, с каким-то мальчишеским вызовом. Но, скорее всего, здесь эта интонация была в порядке вещей, потому что староста ничуть не поморщился, сохраняя на лице добродушную улыбку.
Между тем к домику сходились селяне.
Коля помахал им и вошел внутрь.
Жилище старосты было побогаче того, в котором очнулся солдат, но отнюдь не роскошным. Обстановка носила след уверенной зажиточности с легкими признаками скопидомства. В углу стояла прялка, за ней трудилась хозяйка дома. Увидев гостя, она бросила работу, засуетилась у стола.
— Прошу вас откушать эля, — церемонно предложил Коле староста.
К напитку были соленые крендельки и вяленое мясо. Накрыв на стол, жена старосты тихо удалилась во двор.
Трапезу сопровождала неторопливая беседа.
— Позвольте узнать ваше славное имя, юный господин, — почтительно обратился к гостю хозяин.
— Коля я, Николай в смысле, — представился солдат. — Рядовой N-ского полка ракетных войск вооруженных сил Российской Федерации.
— Счастлив знакомству с вами, уважаемый рыцарь Николас, чей блистательный титул непросвещенный ваш слуга ни поймет, ни выговорит! — произнес староста. — А меня, если соизволительно будет представиться, зовут Якобом.
— Дядь Яша, значит, — сократил дипломатическую дистанцию Лавочкин.
— О, вы оказываете мне великую честь, снисходя до задушевного обращения, — затрепетал староста. — Воистину храбрый герой славен еще и скромностью.
Коле подумалось: «Эх, если бы наши командиры так с нами обращались…»