Сьюзен придвинулась ко мне и нежно поцеловала в губы.
— Что мне в тебе больше всего нравится, так это твое отношение к работе. Ты можешь прикидываться умником, которому наплевать на все правила и законы, но ты очень дорожишь своим словом.
— На свете не так много того, чем стоит дорожить, но этим как раз стоит.
— Постхристианская мораль, — сказала Сьюзен.
— Еще я дорожу тобой, — сказал я.
Она отрезала кусочек маисового хлеба и осторожно переложила его к себе на тарелку. От него поднялось маленькое облачко пара.
— Мной и нами, — проговорила она. — Мы научились дорожить друг другом.
Мы пристально смотрели друг на друга. Нить, соединявшую нас, казалось, можно было потрогать.
— И так будет всю жизнь, — добавил я.
Сьюзен кивнула. Я глотнул кофе, продолжая смотреть на Сьюзен поверх кромки чашки, потом поставил чашку на стол и отрезал еще кусочек хлеба.
Тишина натянулась в пространстве, как натягивается поверхность жидкости в чашке, до краев наполненной кофе: капни одну лишнюю каплю — и потечет ручейком.
Я вздохнул — и расплескал.
Сьюзен улыбнулась.
— Ты собираешься предъявить обвинение главному наркобарону?
— Эстэве? Возможно. И парнишке, вероятно, тоже. И посмотрю, что из этого выйдет.
— А что из этого может выйти?
— Не знаю. Это все равно, что промывать тонны породы в поисках крупинки золота.
— Думаешь, Эстэве это не понравится?
— Как пить дать.
— Тебе помощь понадобится?
— Против банды вооруженных убийц? Шутишь?
— Ты можешь сделать кое-что ради меня? Попроси Хоука поехать вместе с тобой.
— Может быть, чуть попозже. Уж очень мило ты просишь.
Сьюзен улыбнулась.
— Спасибо. Но что-то уж слишком легко ты уступил. Может быть, все будет выглядеть иначе, чем кажется.
— Может быть.
— Но ты его все же попросишь. В любом случае.
— Но не ради себя. Обществу заживется спокойнее, если Хоук будет при деле.
В понедельник утром, еще до ланча, я остановил машину на подъездной дорожке дома Кэролайн Роджерс. Дорожка была расчищена от снега, и от нее к входной двери вела узенькая тропинка, прорезанная в снежных сугробах. Первый этаж двухэтажного особняка был облицован натуральным камнем, второй — обшит красным кедром. Входная дверь выкрашена в зеленый цвет.
Я позвонил. Дверь открыла Кэролайн, одетая и причесанная, с помадой на губах. Никакого заметного следа горечи от недавней утраты. Горе оставляет на лицах людей гораздо меньше меток, чем думается. Те, кого терзает печаль, часто выглядят точно так же, как те, кому переживать не о чем.
— Здравствуйте, миссис Роджерс. — Я слегка склонил голову в поклоне. — Можно войти?