Джослин дрожащим голосом проговорила:
— И вы считаете, что моя мать меня действительно любила?
— Я в этом уверена. Незадолго до своей смерти Клео написала мне письмо. Только потом я поняла… поняла, что она со мной прощалась. — Лора судорожно вздохнула. — Она написала, что больше всего жалеет о том, что лишилась тебя и никогда не увидит, как ты взрослеешь. Она прислала тебе подарок, но я не решилась его передать. Ты ведь всегда отказывалась говорить о матери, и я не хотела рисковать, боялась, что ты расстроишься. Как жаль, что мне не хватило ума понять, что происходит на самом деле!
Она встала и протянула Джослин руку.
— Пойдем. Пора сделать то, что надо было сделать уже давно.
Джослин молча поднялась следом за теткой в ту спальню, которую супруги Киркпатрик занимали всякий раз, когда приезжали в Лондон. Они всегда спали в одной постели в отличие от большинства супружеских пар своего круга. Видимо, это следовало считать еще одним доказательством того, что брак может быть счастливым.
Леди Лора открыла шкатулку с драгоценностями, извлекла оттуда небольшую — размером меньше ладони — плоскую овальную коробочку из перегородчатой эмали и вручила ее Джослин. Это оказался футляр с миниатюрой удивительно тонкой работы.
Дрожащие пальцы Джослин с трудом справились с замочком. Наконец коробочка открылась. Внутри оказалось миниатюрное изображение золотоволосой молодой жен-шины — удивительной красавицы с карими глазами. В рамку напротив портрета был вставлен пергамент, на котором изящным почерком были выведены слова: «Моей дочери Джослин со всей моей любовью».
Рука Джослин судорожно сжала коробочку — лицо матери вызвало целый поток воспоминаний. Они играют в саду — и мать надевает ей на голову венок из цветов Она, восторженно улыбаясь, сидит у матери на коленях, и они скачут верхом по холмам, окружающим Чарлтон-Эбби. Они играют в гардеробной, полной кружев и шелков, и мать совсем не сердится на Джослин за то, что она случайно испортила новую шляпку…
По щекам Джослин заструились счастливые слезы: она открыла сердце добрым воспоминаниям, отринутым вместе с невыносимой болью разлуки и разочарования. Мать любила ее! Она уехала, но помнила о дочери, она страдала от разлуки не меньше, чем Джослин!
Леди Лора молча обняла ее за плечи и дала выплакаться. Когда слезы наконец иссякли, Лора спросила:
— Теперь ты лучше понимаешь свою мать? Джослин кивнула.
— Не знаю, заживут ли мои раны полностью, но я хотя бы поняла, где они находятся и почему появились.
— Мне побыть этим вечером с тобой? Я вполне могу отказаться от званого обеда.