– Да вот как всегда спасаю ваши тупые головы, – пробурчал друг с недовольной физиономией. – Меняй исподнее, и потопали. Есть дела поважнее чем пуля между глаз.
Сейчас я готов переносить его чувство юмора в любых дозах. Тень смерти еще минуту назад висевшая над моей головой делает меня более терпимым к чужим недостаткам.
Вика и отставник стоят рядом с ним со слегка очумелыми лицами. К чему бы это?
Особенно приятно наблюдать в таком состоянии отставника.
– Умм… – что-то неразборчиво проурчал отставник в сторону моих палачей.
– Че? – с той же степенью интеллекта тупо спросил Роберт, переводя лицо в степень очумелости начальника дабы своим разумением не смущать его.
– Умм… Его… – он ткнул пальцем мне в район пупка, – и второго ко мне в кабинет.
– А че… Стрелять не будем? – догадливо поинтересовался второй охранник и тут же заткнулся под тяжелым взглядом начальника.
Одна только Вика счастливо улыбается, выпав из состояния очумелости в счастливую для меня реальность. Ее улыбке я рад не менее чем неожиданному спасению. Нет вру… Все таки менее.
Через десять минут мы все сидим в кабинете командующего форпоста, а именно ним оказался отставник, и пьем крепкий кофе.
Петр Семенович – хозяин кабинета, сидит во главе шикарного дубового стола с медной каемкой и гравировкой непонятной тематики в центре, и нервно покусывает ластик на китайском карандаше.
"И у них экономия" – очнулось запуганное до смерти чувство юмора.
Мы с Шуриком обалдевшие от радости и возможности просто пожить для меня и пожить вне дурки для него тупо поглядываем то друг на друга, то на Артема. Жизнь, не смотря на все ее недостатки, довольно приятная штука, особенно если тебя окружают хорошие друзья и прекрасные женщины, ну и естественно изобилие хорошего темного пива. Я искренне рад, что мой жизненный путь не оборвала пуля Роберта и что у меня еще есть шанс в полной мере одарить себя прелестями жизни.
Артем с гордым видом восседает по другую сторону стола и свысока погладывает на нас, звучно хлебая кофе из хрупкой фарфоровой чашечки. Его лицо прямо таки лучится самодовольством и чувством хорошо выполненной работы. Сейчас он напоминает торговца недвижимостью, заключившего сделку века: продажу ветхой лачуги по стоимости шикарного особняка.
Как всегда, я ничегошеньки не понимаю в происходящем. Впрочем, это уже входит в привычку. Не смотря на шальную радость, накатившую в момент его появления, я все еще не понимаю чем обязан столь неожиданному спасению. Как-то не особо верится, что ему удалось уболтать этих черствых профессионалов в том, что мы никоим образом непричастны к тому, в чем нас обвиняют.