— Ты все вспомнишь позже, — мягко успокаивала она меня. — Прямо перед сном. У меня это всегда срабатывает.
— Перед сном! Если мы выберемся отсюда, то я проваляюсь в постели неделю!
— Вас поняла, — печально протянула Ильди.
Я вернулся в командирское кресло, проверил свой собственный шлем и постарался мысленно прокрутить последовательность допроса Даррелла.
Что же тогда так меня подкосило? Нет, не сведения, а какая-то странная формулировка фразы.
Что-то скользнуло в тот момент, когда Даррелл подтвердил пребывание Шнайдера в клинике под вымышленным именем…
И тут я понял. И внутренне похолодел.
Даррелл посмотрел на снимок Олли и сказал: «Похож на этого человеческого ублюдка Джона Грина».
Человеческого.
— Вот дерьмо, — прошипел я.
Ильдико услышала и нахмурилась.
— Адик, что такое?
Может быть, это простая оговорка, вызванная действием наркотика, а может быть, и нет.
— Неприятная мысль. Но это подождет. Теперь слушай, что идет дальше по плану операции «К». Мы несемся по прямой трассе и сворачивать некогда.
Ровно через пятнадцать минут дверь клиники открылась. На пороге стоял внушительных размеров человек, одетый в защитный костюм с открытым капюшоном. За ним виднелась не только темнота, но и силовое поле, скрывающее тяжеловооруженную группу захвата.
Человек поднес микрофон к губам и проговорил:
— Иеронимо? Это Джон Грин.
Мы с Оливером Шнайдером лично встречались всего один раз на памятном совете директоров «Оплота» на Серифе. Тогда отец объявил, что отстраняет внешний отдел от расследования и назначает капитана «Адама Сосульку» и его безбашенную команду ответственными за поиски Евы. Тогда Олли не узнал во мне темную овцу почтенного семейства Айсбергов.
Уверен, к настоящему моменту Шнайдер проделал работу над ошибками и теперь узнает мой голос. За долгие пятнадцать минут и Джим Мацукава мог записать мои речи в надежде самому определить, кто такой таинственный Иеронимо. Личное знакомство ни с тем, ни с другим не входило в мои планы.
Так что теперь Ильди придется вести переговоры, а я стану подсказывать. Лица наши все равно закрыты шлемами, и через стекло нас различить невозможно.
Она наклонилась над микрофоном:
— День добрый, гражданин Грин. Я посланник Иеронимо Ца-Ца. С вами все в порядке?
— Вроде того, — послышалось недовольное бормотание. Через окуляр сканера я разглядел лицо человека в дверном проеме. Шнайдеру было лет пятьдесят, я тут же узнал бульдожью челюсть и мрачный взгляд. Да, это и в самом деле мой старый знакомый — вице-президент по секретным службам и крот «Галафармы» Оливер Шнайдер. Он изрядно потолстел за время пребывания на Дагасатте, под глазами появились мешки, уголки рта опустились. Похоже, он не прикасался к бритве несколько дней. Когда-то короткая стрижка теперь превратилась в лохматую шевелюру.