Карл сразу же подошел к ней, обнял и поцеловал в губы. Когда он отпустил ее, Барбара откинула муфту, сбросила накидку, прекрасно понимая, что он наблюдает за ней. Она протянула к нему руки, и Карл жадно схватил их, прижимая к себе.
— О, это было чудесно! Как они любят вас! Он улыбнулся и слегка пожал плечами:
— Они любили бы всякого, кто предложил бы им избавление от армии.
Барбара освободилась от его объятий, подошла к окну, откровенно кокетничая.
— Вы помните, сир, — тихо спросила она, — как вы сказали, что будете любить меня, пока не вернете себе королевство?
— Я думал тогда, что так будет тянуться вечно, — улыбнулся он.
Он подошел к ней сзади, обнял за грудь, прикоснулся губами к ее затылку. Голос Карла был глухим и низким, лицо выражало требовательное нетерпение. Барбара крепко ухватилась за подоконник; она откинула голову назад, но глаза не отрываясь глядели в ночное небо.
— Ну, так как — вечно?
— Ну конечно, Барбара. И я тоже останусь здесь навсегда. Пусть будет что будет, но одно я знаю — я никогда больше не отправлюсь странствовать.
Он неожиданно взял ее одной рукой под колени и поднял.
— Что думает месье по поводу вашего отсутствия? — «Месье» они называли ее мужа.
Она прикоснулась поцелуем к его гладко выбритой щеке.
— Я сказала ему, что переночую у моей тети, но думаю, он догадывается, что я здесь, — презрительная гримаса исказила ее лицо. — Роджер — дурак!
Эмбер сидела перед зеркалом, висевшим над туалетным столиком.
На ней было платье с глубоким вырезом, отделанное кружевами и лентами, сшитое из тонкого белого полотна, с пышными рукавами до локтя и пышной длинной юбкой. Поверх платья — баска, талию плотно стягивал корсаж на шнуровке, отчего грудь выглядела более высокой. Корсаж стягивал талию на два дюйма, хотя и без него она была всего двадцать два дюйма. Правда, в таком облачении Эмбер почти не могла дышать и нагибаться, но зато казалась себе модной и ради этого согласилась бы и не на такие мучения. Она подтянула юбку выше колен и поэтому могла видеть свои скрещенные ноги в черных шелковых чулках с кружевными подвязками, с бантиками под коленками и в черных атласных туфельках на высоких каблуках.
За спиной Эмбер суетился франтовато одетый низкорослый человечек, месье Бодлер. Он только что приехал из Парижа и считался мастером, способным превратить голову англичанки в головку парижанки. Он работал уже больше часа, перемежая английский и французский с сальными словечками, вроде «губительница сердец», «локоны для поцелуя» и «любимые местечки». Большую часть его речи она не понимала, но с замиранием сердца следила за его манипуляциями: гребешки, ароматные притирания, щетки и шпильки так и мелькали.