— Я бывал во многих местах, — ответил он и, облокотившись локтями о стол, стал наблюдать за тем, как она завтракает. — Но я всегда рад вернуться домой, на Анделос. Там солнце светит очень сильно, Домини, и тебе придется остерегаться, чтобы не обжечь свою нежную английскую кожу.
При упоминании об острове, с которым будет связано будущее, сердце ее дрогнуло.
— Я буду лежать на пляже, пока не стану такой же смуглой, как ты, во всяком случае, постараюсь.
— Посмей только испортить эту изумительную кожу! — Он положил подбородок на сплетенные пальцы рук, и его улыбка привлекла ее внимание, и она вдруг поняла, как красиво очерчен его рот. — Теперь вы принадлежите мне, мадам Стефанос, вся, вместе с белой кожей!
— Ну да, — засмеялась она, — ты похитил меня, как сабинянку.
— Домини, — и вдруг в его низком, обычно таком твердом голосе послышалась нотка опасения, — ты ведь не жалеешь о прошлой ночи, верно? Ты была такой очаровательной, такой притягательной, что я оказался не в состоянии оставить тебя. — Он пожал широкими плечами. — Я знаю, что со мной вовсе не легко жить, но думаю, что смогу сделать тебя счастливой, если ты только позволишь.
Они снова встретились взглядами, и Домини вспомнила о неожиданно счастливой свадебной ночи, закончившей такой мучительный для нее день. Она позволила ему взять руку, позволила дотронуться до золотого венчального кольца и холодного сапфира на нем.
— Расскажи мне об острове, — попросила она. Никогда раньше Домини не расспрашивала о его доме и родных с таким интересом. Она узнала, что у него был младший брат, который умер восемнадцать месяцев назад. Еще у него есть юная сводная сестра, жившая с тетей Софией и ее сыном Никосом в доме над гаванью Анделоса. Тетя была замужем за капитаном.
Корабли и море в крови у всех Стефаносов, а Никое стал партнером в морской компании Поля, когда достиг возраста двадцати одного года.
— Как зовут твою сестру, Поль? — Домини не знала, что у него есть сестра, и теперь, наблюдая краешком глаза поверх кофейной чашки, думала, как мало знает о нем, таком сложном существе, которое может быть беспощадным, и кто прошлой ночью поцелуями заставил ее забыть обо всем на свете. — Сколько лет Каре?
— Шестнадцать, — с улыбкой отвечал он. — Она — настоящий бесенок, но очаровательная, как дикий олененок.
— Я так мало знаю о тебе, Поль, — сказала Домини, и взгляд ее задержался на шраме, пересекавшем правый висок. — Как ты получил этот шрам?
— А-а-а, длинная история, — он пожал плечами. — Когда-нибудь я, возможно, и расскажу, но не сегодня.