Проникшие в комнату соблазнительные запахи ростбифа и йоркширского пудинга подняли Келси с постели. Она быстро приняла душ и натянула чистые джинсы и пушистый теплый джемпер. Стоял сентябрь, и после грозы заметно похолодало. Келси расчесывала волосы до тех пор, пока они не легли по плечам блестящей волной, а затем, слегка тронув веки серыми тенями, а ресницы — тушью, спустилась вниз помочь матери приготовить завтрак. Если учитывать ее душевное состояние, она позавтракала с отменным аппетитом, а затем, уговорив мать подремать в гостиной, Келси убрала со стола и принялась мыть посуду. Наведя в кухне обычный образцовый порядок, она тихонько проскользнула к себе в комнату, написала заявление об увольнении с работы и села на кровать ждать Маршалла. Ждать его внизу было нельзя. Келси понимала, как не терпится Рут узнать всю подоплеку ее скоропалительной помолвки, а маминого допроса с пристрастием ей сейчас не вынести. Сегодня вечером она возвращается в Лондон, и если удастся оттянуть расспросы до этого момента…
— Келси! Ты меня слышишь? Приехал Маршалл.
Она бросила взгляд на золотые часики. Три минуты. Это вполне приличная пауза. Теперь можно спускаться. Она сумеет встретить его достойно.
Не ответив матери, она молча спустилась по лестнице, внешне спокойная, но внутри вся как сжатая пружина. Из гостиной доносился его голос, и она похолодела. “Прекрати, — раздраженно приказала она себе. — Он тебя не съест”.
— Добрый день. — Входя в гостиную, она сдержанно улыбнулась, и Маршалл, улыбнувшись в ответ, скользнул по ее лицу пытливым взглядом. Он не ответил на приветствие, а продолжал молча жечь ее глазами, и ей скоро стало не по себе. — А я как раз заканчивала писать заявление об уходе.
— Само собой, — медленно протянул он. — Правда, я об этом уже позаботился. У меня с отцом Грега деловое знакомство; когда я позвонил ему и рассказал о нашей помолвке и моих проблемах с особняком в Португалии, он с превеликим удовольствием рассчитал тебя в ту же минуту.
— Ты это сделал? — От гнева Келси даже стала заикаться. — А не кажется ли тебе, что это несколько.., чересчур…
— Чересчур самонадеянно? — (Так, значит, и он через столько лет не забыл об их столкновении в саду?) — Ничуть. Со вчерашнего дня ты находишься под моим покровительством, и я буду поступать, как сочту нужным. Боюсь, с этим тебе придется смириться. — Он не повышал голоса, но в его темно-карих глазах она безошибочно прочитала предостережение.
— Может, поедем куда-нибудь проветриться? — При матери она не могла высказать все, что думает о его самоуправстве, но, казалось, еще немного — и она просто лопнет от возмущения.