— Какая ты красавица, пчелка моя, просто загляденье. — Он оперся на локоть, его смуглое лицо было нежным, а глаза горели жарким огнем.
— Спасибо. — Она бросила на него беспомощный взгляд, чувствуя себя совершенно не в своей тарелке. — Ты тоже очень даже ничего себе.
На какую-то долю секунды он опешил, а потом так и закатился:
— Ой, Келси, ты меня уморишь… — хохотал Маршалл, придвигаясь к ней вплотную.
Она вся напряглась, и тогда он сел сзади нее, вытянув свои длинные, мускулистые ноги по обеим сторонам ее тела так, что она оказалась зажатой между ними, ее спина упиралась в его стальную грудь, а его подбородок покоился на ее шелковистых рыжевато-каштановых волосах. Его тело обжигало ее через тонкую ткань блузки, но она была не в силах отодвинуться.
— Попалась, пчелка моя, — как-то сонно проговорил он своим низким, сочным голосом. — Ну так что, проглотить мне тебя живьем или как? — Она попыталась шевельнуться, чтобы взглянуть на него, но не тут-то было: он еще сильнее сжал ее бедра. — Нет, сиди тихо. И расслабься. Расслабься, и все.
Легко сказать, расслабься, когда тебя зажали в такие стальные клещи, подумала она про себя. У нее что-то переворачивалось внутри, во рту пересохло, а с безмятежного неба нещадно палило раскаленное солнце. Этого не может быть. Это происходит не с ней. Все идет чересчур быстро.
— Ты будешь послушной женой, Келси? — Она слышала, что его голос дрожит от смеха, и почувствовала нестерпимое раздражение оттого, что превратилась в жалкую трясущуюся развалину, а он упивается своей властью над нею.
— Смотря…
— Смотря что?
— Ну, хотя бы как мы будем ладить между собой. — Она спиной чувствовала биение его сердца, и сохранять самообладание в таких условиях было немыслимо трудно.
— Ну, а как мы, по-твоему, ладим сейчас?
— Не так уж и худо…
— Мы ладим отвратительно, но после свадьбы все изменится. — Она почувствовала, как он потерся об ее спину. — Большая часть наших раздоров — это просто фрустрация [1] на сексуальной почве.
Стоило его голосу умолкнуть, как она почувствовала у себя на затылке его губы, и по ее спине пробежала дрожь восторга. Она затихла, а он откинулся назад в густую траву и, не выпуская ее из объятий, перевернул и положил на себя, так что она оказалась лежащей на нем лицом к лицу, а ее упругая грудь упиралась в его стальной торс.
— Ты такая сладкая… — Он перекатился так быстро, что она не успела ничего почувствовать: просто он вдруг оказался над ней, закрыв своим мощным телом солнце, и нежно, едва касаясь, стал покрывать поцелуями все ее лицо, а затем впился в губы бесконечно долгим, жгучим поцелуем, и ей страстно захотелось, чтобы он целовал ее так еще и еще.