Джек Райли – громадный, похожий на медведя дядя, сплошь усыпанный крошками трубочного табака. С тех пор, как я упал в обморок в кабинете стряпчего Добрьяка, минуло два часа. Мы с Райли вошли в бар на Восточной тридцать четвертой улице, и Джек сказал:
– Фред, если ты хочешь, чтобы я по твоей милости пристрастился к бутылке, то хотя бы заплати за выпивку.
– Думаю, это мне по карману, – ответил я. – Теперь-то уж точно.
Я опять почувствовал слабость в коленях, и Райли повел меня вглубь зала, к отдельным кабинкам. Он громогласно бранил меня, пока не подошла официантка, а потом заказал два «джека дэниэлса» со льдом и сказал:
– Если позволишь, Фред, вот тебе мой совет: найди другого поверенного.
– Но ведь это не совсем справедливо, не правда ли? – с сомнением ответил я. – В конце концов, Добрьяк уже взялся за дело.
– Так же, как я ухаживаю за своей девицей, – возразил Райли и, подняв руку, погладил воздух. – Слишком уж рьяно этот Добрьяк приударил за твоей мошной. Избавься от него.
– Ладно, – пообещал я, хотя втайне сомневался, достанет ли у меня духу войти в контору Добрьяка и объявить ему об отставке. Впрочем, я мог нанять другого поверенного и поручить ему уволить Добрьяка.
– А еще, – продолжал Джек, – тебе следует подумать о надежном вложении этих денег.
– Об этом я как раз предпочел бы не думать, – ответил я.
– Хочешь, не хочешь, а придется, – заявил он. – Не хватало еще, чтобы ты трезвонил мне по поводу потери очередной сотни долларов, пока все твое состояние не улетучится без следа.
– Давай обсудим это потом, – предложил я. – Когда я выпью и малость приду в себя.
– Деньги чертовски большие, Фред, – напомнил мне Райли.
Но я уже и сам это осознал. Триста семнадцать тысяч долларов плюс-минус пять центов. Более того, триста семнадцать тысяч долларов чистыми, после уплаты налога на наследство, издержек по передаче и прочих сборов и поборов. А первоначальная сумма составляла почти пятьсот тысяч. Полмиллиона долларов. Пять миллионов десятицентовиков. Похоже, у меня и впрямь был какой-то дядюшка Мэтт. То есть, не дядюшка, а брат бабки, которого так звали и которому я приходился внучатым племянником. Моя прабабка по бабкиной линии со стороны матери была замужем дважды и родила сына во втором браке, а у него, в свою очередь, было три жены, но ни одного отпрыска. (Эти сведения мы получили, второпях позвонив из конторы Добрьяка моей матушке в Монтану.) Дядя Мэтт, или Мэтью Грирсон, почти всю свою жизнь был неудачником и, как полагали, пропойцей. Вся родня поносила его, не желала с ним общаться и отказывала ему от двора. Кроме меня, разумеется. Я не сделал дяде Мэтту ни единой гадости, главным образом потому, что сроду о нем не слыхал: мои родители были людьми добропорядочными и никогда не упоминали об этой неприятной личности в присутствии детей.